— Нет. Я пришла сюда с Флэшем, с ним и уйду обратно.
— У тебя два пути, любимая. Либо ты идешь со мной по своей воле, либо… я выношу тебя отсюда.
Диана посмотрела на него в ужасе. Осознав, что любопытные взгляды уже прикованы к ним, она покраснела от злости.
— Ты не посмеешь.
— Я не посмею? — холодно переспросил он. — Я пытаюсь найти тебя со вчерашнего дня, и после двенадцати часов поиска я бы не сказал, что мое терпение безгранично.
При известии, что он искал ее с тех пор, как она уехала от него, Диана прикусила нижнюю губу и вышла за ним без дальнейшего сопротивления.
Конечно, он хотел поговорить с ней о том, что узнал. Боялась ли она того, что могла услышать? Естественно. Мужчина был зол и вообще слишком шокирован вчерашним. Его случайная связь вдруг обросла такими далеко идущими последствиями. Он ведь интересовался ее противозачаточной зашитой, прежде чем начать заниматься с ней любовью, и она ответила, что все в порядке. Но теперь носит его ребенка… Она была бы дурой, если бы надеялась, что, с его точки зрения, это отличное известие.
Карлос открыл дверь своей красной спортивной машины, и Диана уселась в нее. Они ехали молча, что страшно действовало ей на нервы.
— Я бы хотел знать, что ты думаешь по поводу ребенка, — сказал Карлос, остановившись на первом светофоре. По его тону Диана поняла, что должна быть предельно откровенна.
— Уверена, тебе неприятно будет это услышать, но я ощутила себя безмерно счастливой, узнав об этом. Меня предупредили, что я не смогу иметь детей, и известие о беременности стало для меня чудом. Но я не требую, чтобы кто-либо чувствовал то же самое.
Карлос слушал так внимательно, что не заметил, как зажегся зеленый свет. Только завывание моторов окружающих машин вернуло его к реальности. Его профиль смягчился, когда он снова поехал. Диана посмотрела на его длинные пальцы, лежащие на руле, и по ее коже пробежали мурашки. Она вспомнила, как они занимались любовью, покраснела и отвернулась.
— У меня был удивительный посетитель после твоего вчерашнего отъезда. — Карлос глубоко вздохнул. — Джеймс Маршалл.
Диана вздрогнула.
— Он приходил к тебе? Но почему?
— Чтобы признаться, что был с Альбертой той ночью. По его словам, он выпрыгнул из машины, когда она потеряла управление, и ударился головой. Сестра была уже мертва, когда он пришел в себя. Он запаниковал.
— Ты ему веришь? — прошептала Диана.
— Да, — резко ответил Карлос. — Он наврал полиции, но сейчас сам сдался мне на милость.
— Ты заявишь в полицию?
— А это приведет к чему-нибудь хорошему? Диана совсем растерялась.
— Значит, все было напрасно?
— Я узнал правду и не сожалению, что помог прессе разоблачить коррупцию в правительстве. Сожалею только, что причинил вред тебе, — сказал Карлос без колебаний.
Все-таки отец не оставлял Альберту умирать. Диана испытала огромное облегчение, узнав об этом. Она отчетливо представила панику и страх Джеймса Маршалла после аварии, и, хотя она не смирилась с его ложью, было приятно, что он нашел в себе силы и порядочность рассказать наконец Карлосу правду.
Было странно снова оказаться в квартире, в которой она так недолго жила.
— Почему мы приехали сюда? — спросила Диана, заходя в холл.
— Ты оставила здесь свою одежду, — пробормотал Карлос очевидное объяснение.
Он имел в виду купленные им вещи. Ведь Диана ни одной из них не забрала себе.
— Да, я слушаю тебя. — Она села на диван, ожидая предстоящего разговора, как грозной атаки. Предоставленная самой себе, она размышляла, что не должна была говорить ему о ребенке, чтобы сохранить свою гордость и достоинство.
Карлос рассматривал ее из-под полуопущенных ресниц.
— Я хочу, чтобы мы поженились.
— Извини? — Диана не поверила своим ушам. Она смотрела на него, приоткрыв рот.
— Только не начинай спорить со мной. Постарайся сначала выслушать. — Карлос казался спокойным. — Это и мой ребенок тоже, я бы хотел дать ему свое имя, любовь и опеку, которую мой отец в свое время дал мне.
Не в состоянии успокоиться, Диана встала, заметив в глазах Карлоса серьезность и даже некоторую торжественность. Ее настолько поразило его предложение, что, растерявшаяся, она не нашлась, что ответить. Диана готова была услышать от него все, что угодно, но только не это.
— У испанцев очень сильное чувство семьи. Но есть и другая сторона вопроса.
Диана шагала вдоль окна, не замечая, в какую сторону движется, и неотрывно смотрела на Карлоса.
— Разве ты хочешь стать матерью-одиночкой, как и твоя собственная мать? Диана вдруг рассердилась.
— Нечего приплетать сюда мое происхождение. Мне совсем нетрудно будет справиться с проблемами самостоятельно.
— Но такой героизм тебе ни к чему. Не карай нашего ребенка за мои грехи, — отрезал Карлос с большой выразительностью.
Это предостережение поразило Диану. Разве может она наказывать свое дитя? Просто думала, что его мало заинтересует ребенок, который оказался зачат без его собственного согласия или желания. Так было в ее семье и в семьях многих других приемных детей, которые росли вместе с ней. Она полагала, что только матери чувствуют что-то по отношению к еще не родившимся детям. Карлос пытался доказать, что это не так.
— Я не ожидала этого, — честно призналась она. — Я имею в виду… ты искренне думаешь, что сможешь смириться с подобным браком и ребенком, то есть со всем тем, чего ты не планировал пока для себя?
Диана покраснела, осознав, насколько откровенным был ее вопрос. Она выдала то, что на самом деле думала о его предложении.
— Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, любимая! — Карлос выдержал ее тревожный взгляд. — Браки заключались и при менее серьезных отношениях.
Для Дианы существовала тысяча разумных доводов, чтобы принять его предложение. Она знала, как тяжело быть матерью-одиночкой, когда рядом нет никого, кто мог бы поддержать в трудную минуту. Так же в случае замужества ей не придется заботиться о том, чтобы копить деньги на образование ребенка. И не последнее по важности обстоятельство — сам ребенок будет счастлив рядом с любящим отцом. Одно Диана знала точно, но стыдилась признать, — ни один из этих стоящих аргументов не производил на нее большего впечатления, чем тот факт, что она любит Карлоса. Это было самое главное. И сейчас он дал ей шанс снова вернуться в его жизнь. Мисс Бантон не собиралась упускать такой возможности, хотя и презирала себя за слабость.
— Хорошо! — Диана не смотрела на Карлоса, когда произносила это небрежное согласие, чтобы он не заметил выражения явного облегчения, которое осветило ее лицо. Теперь она прекратит эту бесконечную борьбу с собой, со своими неодолимыми чувствами и потребностями.
Тишина затянулась. Диана бесцельно скользила глазами по комнате, Карлос разглядывал ее, прищурившись, как будто она сильно удивила его.
— Так будет лучше для ребенка, — услышала Диана себя со стороны, словно сама была жертвенным ягненком.
— Согласен, — подстроился под ее тон Карлос. — Если бы не этот факт, разговора бы не было.
Ее пальцы сжались. Можно было ответить обидными или колкими словами, но Карлос сказал унизительную и неоспоримую правду.
— Я обращусь за разрешением сыграть свадьбу как можно быстрее, — продолжил он.
Диана кивнула. Нежные черты ее лица напряженно застыли.
— Не желаешь ли еще ананасового сока, чтобы отпраздновать событие.
— Нет, спасибо. Я бы хотела пойти спать, если ты не против. — Гордость помешала чувствам прорваться наружу. Но она очень хотела, чтобы через отчужденность, возникшую между ними, перекинулся мостик, и медлила с уходом. Диана надеялась, что Карлос что-нибудь сделает или скажет ей, чтобы остановить.
Но он молчал. Посмотрев назад, через плечо, она увидела его, стоящего около окна: прямого, с суровым сильным профилем и окаменевшими плечами. Ее горло сжалось от подступивших слез.
Карлос Малдонадо не высказал ни осуждения, ни обиды. Просто принял ответственность за их ребенка, попросив ее выйти за него замуж. Оба знали, что она все еще осуждает Карлоса за то, что он использовал ее ради своей мести. Пусть даже он и признал свою ошибку. Ничего нельзя изменить в прошлом. Только хотела ли она напоминать ему об этом всю оставшуюся жизнь?
Диана лежала в кровати, копаясь в своих собственных недостатках. Она не умела быстро прощать тех, кто обидел ее. В детстве ей часто причиняли боль, и она научилась отражать удары и бороться. Карлос осознал свою вину, но это чувство было разрушительным. Их брак неизбежно будет страдать под таким бременем.