Он отпускает моё лицо и отходит на несколько шагов.
- Но сначала я предлагаю тебе насладиться неким зрелищем.
Пит нажимает что-то на панели возле двери, и я замечаю, как одна из стен становится прозрачной. За ней я вижу комнату-близнец той, в которой нахожусь сама, только к креслу пристёгнут Гейл.
Он явно без сознания. Голова безвольно повисла на грудь. Вокруг кресла на белом кафельном полу кровь. Лицо моего друга опухло от избиений, его лицо, шея, футболка тоже залиты кровью.
- Гейл… – шепчу поражённо, изнывая от бессилия.
Слёзы непроизвольно снова текут из глаз, прокладывая солёные дорожки на щеках. Сквозь влажную пелену я вижу, как Пит снова подходит ко мне, присаживается на корточки.
- Ты плачешь. – Тихо произносит он, и мне кажется, что я вижу в его глазах проблеск моего Пита. – Из-за него…
Пит заглядывает мне в глаза с какой-то надеждой. Что он хочет увидеть?
- Скажи, Китнисс, а по мне ты тоже плакала?
Горло село. Я чувствую, как мои ладони становятся влажными от воспоминаний.
- Каждый день… – тихо шепчу в ответ.
- Лжёшь! – взрывается Пит, награждая меня звонкой пощёчиной.
В голове зашумело и липкая горячая жидкость потекла из носа. Началось.
- Пит… - шепчу. – За что?
- Ты всегда всем лжёшь! Ты лгала мне на Играх, лгала во время Тура, и сейчас тоже лжёшь! И не только мне. Всем! Ему, – указывает на Гейла, – мне, всем! Ты – лживая тварь!
Не знаю, где он взял, но я вижу в руках Пита небольшое ведро с водой. Ещё секунда и он выплёскивает её на меня. До меня доходит, для чего. Я вспоминаю рассказы Джоанны о пытках током.
И тут тело прожигает волна боли. Электричество проходит сквозь меня снова и снова, заставляя тело выгибаться дугой. Мир теряет очертания. Странно, но я думала, будет больнее. Или мне уже просто всё равно.
Дышу с трудом. Хочется выть, но я сдерживаюсь. Да и просто не смогу. Ток отнял все силы.
- Пит, – тихо стону. – Прошу, прекрати это… Сделай ток сильнее и закончи.
Смеётся. Он смеётся! Это больнее, чем разряды по телу.
- Не так быстро, детка, – вдруг замечаю азарт в его глазах. – Оу, кажется, у нас зритель.
С трудом поднимаю голову, и вижу, что Гейл пришёл в себя. Немой крик застыл в его глазах: он всё видел! Ярость, боль, сожаление – всё смешалось в его взгляде. Но всё, что он может – это смотреть.
Пит нажимает на моём кресле какую-то кнопку, и браслеты распахиваются, освобождая мои запястья и щиколотки. Он выдёргивает моё почти бессильное тело из кресла и тащит меня ближе к прозрачной стене.
- Давай дадим ему насладиться зрелищем, – говорит Пит.
Он снова что-то нажимает на стене, и компьютерный голос сообщает, что голосовая связь между камерами установлена. Теперь Гейл слышит нас, а мы его.
- Не тронь её! – слышу голос Гейла.
Я не могу ничего ему прошептать, у меня нет ни сил, ни храбрости. Я почти готова умолять Пита прекратить мучения, оставить меня в покое. Только я знаю, что это не даст результата. Пит только сильнее разозлится.
- Смотри, Хоторн, – злорадно говорит Пит. – Внимательно смотри, что я собираюсь с ней сделать.
Я словно тряпичная кукла в руках Пита, у меня даже нет сил сопротивляться. До меня вдруг доходит, на что именно Пит намекает Гейлу. Нет! Он не посмеет!
Но Пит ясно даёт понять, на что он настроен в недалёком будущем. Он прижимает меня к стеклу так, чтобы Гейл видел моё лицо. Пит откидывает мою голову и жадно проходится губами по шее.
- Китнисс! Борись! – в исступлении кричит мне Гейл, но голосовую связь прекращает нажатие кнопки. Пит убирает руки, и я просто валюсь на пол. Обессиленная. Уставшая. В крови.
Пит даёт мне пару минут передохнуть, но потом рывком поднимает меня с пола. Если бы не его рука, державшая меня за шиворот, я бы снова упала, поскользнувшись на своей крови. Он толкает меня к стене. Я успеваю выставить ладони, но всё равно больно бьюсь лбом. Руки, некогда защищавшие меня от кошмаров, резко рвут ткань футболки, оголяя спину. Слышу хлёсткий удар – пробный о пол.
- Только дёрнись, и я раздену тебя полностью.
Я до крови закусываю губу, ухватившись за небольшой выступ на стене. Один…
Истошный крик, который разносится по коридорам, – мой. Я помню только первые несколько ударов, а потом всё словно перестаёт существовать. Снова странности. Может, я уже умираю? Наконец-то…
Моё сознание уже где-то далеко. Так далеко, что я не чувствую вес тела. Его качает на волнах. Невесомость.
Но иногда в сознание пробивается реальность, и я понимаю, что меня несут. Знакомый запах. Пит. Я хочу испугаться, но не могу. Мысли растекаются, и я на секунду позволяю себе подумать, что он несёт меня бережно, заботливо прижимая к груди.
Он останавливается. Корабль сознания перестаёт раскачиваться. Вдруг я чувствую, как мне разжимают рот, вкладывая за щёку какую-то капсулу. Морник… Спасибо за жалость, Пит.
Но я почему-то не принимаю этот дар сострадания, хочу его вытолкнуть.
- Глотай, – тихий приказ. – Давай же. Станет легче.
========== Имя ==========
Открываю глаза. Грубая ткань, покрывающая мою тюремную постель, неприятно трёт щеку, когда я пытаюсь пошевелиться. Всё тело ломит, спина горит просто адски, пульсируя при малейшем движении. Голова гудит как после сильного перепоя. Я чувствовала такую головную боль лишь однажды – когда напилась с Хеймитчем, узнав о Квартальной бойне. Но Пит вчера вроде не бил меня по голове… Воспоминания о вчерашних пытках и руках, осуществляющих их, заливают меня горечью боли. Слёзы начинают стекать на грязную ткань простыни.
Тут приходят ещё одни воспоминания – головная боль после отмены морфлинга, который мне кололи в Тринадцатом после травмы, нанесённой Джоанной на Арене. Вот на что это похоже. Я вспоминаю, как кто-то, вроде бы Пит, заставил меня что-то проглотить, какую-то капсулу. Я наивно полагала, что это морник, что Пит просто сжалился надо мной. Но нет, он решил добавить мне страданий, подсадив на наркотики.
Дверь в камеру открывается и входит невысокая полная женщина лет пятидесяти. Наверное, она медработник, так как на ней надет белый халат, а в руках что-то вроде подноса, но мне не видно, что на нём.
Подойдя ко мне, она ставит поднос на тумбочку возле кровати и берёт в руки шприц. Мне страшно. Ещё одна доза наркотиков.
- Не надо, прошу вас, – хриплю еле слышно, делая мучительные попытки отодвинуться хоть на дюйм.
- Лежи смирно, девочка, – тихо произносит медсестра. – Я не причиню тебе вреда.
- Зачем вы это делаете? Что это? – спрашиваю сквозь слёзы, когда игла протыкает кожу предплечья.
- Говорю, лежи тихо, – как-то опасливо шепчет женщина. Чего она боится?
Она немного наклоняется, чтобы сменить мокрую ткань, накрывающую мою израненную спину, и я слышу приглушённый голос:
- Обезболивающее.
Медсестра чем-то смазывает мне раны на спине, и быстро собирает вещи. Моё сознание снова начинает расплываться, кажется, морфлинг затягивает меня в свои липкие сети.
Но сквозь пелену помутнения я слышу тихие слова:
- Будь мужественной. Это всё, что от тебя сейчас требуется.
И уходит. Дверь снова запирают снаружи.
Быть мужественной? Зачем? В моём положении только смерть станет избавлением. Но, видимо, я и этого буду лишена в ближайшее время. Пит нескоро успокоится. Кошка всегда играет с мышью, прежде чем прикончить её.
***
Снова пробуждение и снова осознание всего ужаса ситуации, в которой я нахожусь. Из которой нет выхода.
Я полностью дезориентирована. Я не знаю, сколько времени была в отключке, какое сейчас время суток, день недели.
Шевелюсь: спина почти не болит, значит, пара дней прошла, плюс действие капитолийских лекарств, способных заживлять за часы. Но зачем им это? Увечить меня, а потом лечить. Ответ прост – чтобы продлить мои страдания.