Я в ужасе поворачиваюсь к Питу, вцепляясь пальцами в его куртку.
- Пит, пожалуйста, только не это! – меня всю просто колотит от страха. – Я тебя умоляю, Пит! Не надо!
- Знал, что тебе понравится.
Мои мольбы будто в пустоту, лицо Пита словно высечено из камня. Холодного, безучастного камня. Он отрывает мои руки от себя и вталкивает меня в эту ужасающую комнату, захлопнув дверь за моей спиной.
Я оказываюсь одна в этом ужасном месте. Смотрю в маленькие глазки-угольки этих птиц и вижу в них предвкушение. Они словно только этого и ждали.
- Китнисс! – слышу голос Прим с одной стороны.
- Помоги! – голос Гейла с другой.
- Пожалуйста, спаси меня! – крик матери.
Я сползаю по стене, зажимая уши ладонями, пытаюсь не обращать внимания на эти леденящие душу вопли близких мне людей. Но это невероятно трудно. Абстрагироваться невозможно. Это иссушает мозг, вытягивает все силы, отымает мужество. Эти крики сводят с ума, рисуя картины зверских пыток в воображении, подпитываемом ещё и реальными воспоминаниями.
Крики проклятых птиц плавят мой мозг, разрушают столпы сознания, отдаваясь болью в истерзанной душе. Они кричат всеми знакомыми мне голосами, я слышу крики, мольбы, насмешки… Но больше всех выделяется один голос, точнее надрывные стоны боли. Теперь этот голос говорит мне в реальности о презрении и ненависти. И именно он больше всего сводит меня с ума. Я сползаю по двери, вжимаюсь в неё, словно она способна поглотить меня. Закрываю лицо руками от ударов крыльев этих тварей. Говоруны впиваются когтями в волосы, оставляют глубокие царапины на руках, бьют крыльями по моему лицу. Странная смерть. И ужасная. Я погибну, растерзанная птицами, глядя через стекло в безразличные глаза Пита…
И когда я уже смиряюсь со своей скорой кончиной, дверь открывается и сильная рука выдёргивает меня из этого ада. Я лежу на полу коридора, всё ещё зажимая голову руками, обессиленная, израненная.
Пит поднимает меня, но я снова оседаю.
- Идти можешь? – интересуется он.
Я киваю, но как только он меня отпускает, валюсь на пол.
- Понятно, – недовольно говорит Пит, поднимая меня на руки.
***
Следующие несколько дней меня не трогают. Никто не приходит ко мне, не считая женщины-надсмотрщика, что приносит еду.
Возможно, Питу надоело меня мучить и скоро меня наконец казнят. Когда я смирилась с этой мыслью, то мне стало даже легче. Я не могу ненавидеть Пита, не могу даже злиться на него. С ним всё это сделали из-за меня, чтобы причинить боль именно мне. Сноу может быть счастлив: ему это удалось.
На четвёртый день вечером ко мне приходят двое охранников. Меня начинает немного трясти, ведь я знаю, что ничего хорошего меня не ждёт. Но я замечаю странности в их поведении. Обычно они ведут себя абсолютно беспристрастно, но в этот раз я улавливаю какую-то недосказанность. Они странно переглядываются и не спешат выводить меня из камеры. Странно.
Холодом обдаёт тело, когда один плотоядно произносит:
- Может, не будем торопиться, Юлий?
- А что же ты предлагаешь?
- Предлагаю немного задержаться. Думаю, наша великолепная Сойка припасла для нас немного нежности.
Губы начинают дрожать, когда я понимаю, что у них на уме. Я предпринимаю отчаянную попытку спастись.
- Питу Мелларку это не понравится, – говорю я, а сама сомневаюсь в собственных словах.
- Питу Мелларку об этом знать не обязательно, – скалится первый.
На лице Юлия я вижу сомнения, он явно боится Пита, но потом занимает позицию своего друга.
- Этот безродный ублюдок вообразил, что может делать что угодно, если он любимчик Президента!
- Подвинется немного. Не ему же одному такой трофей обрабатывать.
И они противно рассмеялись, ещё больше приводя меня в состояние дикого ужаса.
Первый медленно подошёл ко мне и схватил за руку.
- Мы быстро, детка, не жадничай.
Со мной многое произошло за последние дни, но это! Отвращение захлёстывало меня, вызывая рвотный рефлекс. Эти двое схватили меня и потащили к тюремной кровати. Тот, кого звали Юлием, рванул на мне кофту. Ткань затрещала, но не порвалась, лопнув немного лишь у горловины. Это разозлило насильников, и они решили не особо заморачиваться с верхней частью моей одежды.
Первый завалил меня на кровать придавив своим потным телом. И когда его мерзкий слюнявый рот прижался к моей шее, у меня, наконец, прорвался голос.
- Пит! – закричала я что есть силы.
Почему он? Почему я звала на помощь своего главного мучителя? Неужели какая-то часть меня всё ещё доверяла ему? Пит не придёт. Он попросту не слышит. Да и если бы слышал, зачем ему спасать меня? Может, всё это вообще по его приказу.
Вдруг за шумом борьбы слышу резкий звук распахнувшейся двери и угрожающей рык Пита:
- А ну слезь с неё, тварь!
Пит буквально срывает с меня капитолийца, отшвыривая его к стене. Я вскидываюсь и забиваюсь в угол кровати, обхватив колени руками, пытаюсь стянуть края надорванной кофты. Меня трясёт так, что аж зубы стучат.
Эти двое не смеют оказывать сопротивление «любимчику Президента». Пит хватает второго за грудки и с силой бьёт кулаком в лицо, от чего последний буквально умывается кровью. Ещё бы, он обладает поистине недюжинной силой, приобретённой во время работы в пекарне, да и тренировки не прошли даром.
Пит бьёт ещё несколько раз, не особо задумываясь, как и куда, а потом вышвыривает этих двоих за дверь. Он поворачивается ко мне, я словно сжимаюсь под его взглядом, вспоминая, кто он теперь для меня и кто я для него.
- Цела? – грубо спрашивает Пит, окидывая меня пристальным взглядом с головы до ног, и я замечаю, что моя кофта порвалась совсем не чуть-чуть.
- Цела, - отвечаю, упёршись взглядом в стену.
- Вот, возьми, надень пока, – Пит швыряет мне свою куртку прямо в лицо. – А то светишь тут своими прелестями.
Я пропускаю его замечание мимо ушей и надеваю куртку. Теперь мне не так холодно. И этот запах… Его запах. Но теперь это запах страха.
- Спасибо, – едва шевелю пересохшими губами.
- За что?
- За то, что помог. Что прогнал их.
- Не надейся, – холодная усмешка. – Просто после них мне противно. Пусть подождут.
Челюсть сводит, и я не могу ничего сказать в ответ. Снова этот страх. Перед Питом, перед теми двумя. Пит не собирался меня спасать от них, просто ему противно быть не первым.
И тут на меня накатывает злость. И откуда берётся смелость?
- Какие мы брезгливые. Это тебя в Капитолии таким эстетом сделали?
Пару секунд Пит изумлённо смотрит на меня, дивясь моей наглости. Он подлетает ко мне, и через мгновение я уже прижата к стене.
- Ты что о себе возомнила? Ты и твой любовник? Он тоже остёр на язык, – шипит Пит мне на ухо.
- Гейл мне не любовник, и никогда не был, – с обидой говорю я.
- Может, тогда этот рыжий? А как тебе он?
Глаза Пита сверкают нездоровым блеском. Я испытываю странное чувство от его столь непосредственной близости. Это и дикий, животный страх, и какое-то смутное, странное чувство из прошлого.
- Пит, у меня никого не было. Я клянусь тебе, – со слезами отвечаю.
Его обвинения беспочвенны, и меня душит обида, что он винит меня в том, чего я отродясь не делала.
- Лжёшь, чёртова шлюха, – снова рычит Пит, сильнее придавливая меня локтем за горло. – Может, хочешь, чтобы я проверил?
Нет! Нет! Только не это. Нельзя ему этого позволить. Нельзя допустить, иначе светлый образ Пита Мелларка сотрется из моей памяти полностью и навсегда.
- Пит, – шепчу со слезами, - не делай этого.
Но ему плевать на мои просьбы. Рука Пита уже скользит по моему бедру вверх.
Его колено раздвигает мои ноги, в то время как свободная рука расстёгивает ремень моих штанов. Я зажмуриваюсь, замираю. Сопротивляться бесполезно. Если Пит решит что-то сделать, он сделает это. И как бы он ни решил проверить, лгу ли я, это всё равно будет крайним унижением.