Вспоминаю приёмы, которым нас учил тренер в Центре перед моими первыми играми, собираюсь с силами, и что есть мочи бью Пита лбом в переносицу. Он охает и отстраняется, зажав нос руками. Я вижу, как сквозь его пальцы течёт кровь. У меня у самой словно звёзды перед глазами, но я вскакиваю с кровати и кидаюсь к двери.
Досада заливает меня, когда ноги спутываются в сползшем с кровати покрывале, и я падаю на пол, больно ударившись бедром. Уже через секунду Пит поднимает меня на ноги, и я вижу его залитое кровью лицо.
- Китнисс! – рявкает он. – Да приди уже в себя! Слышишь?!
- Отпусти! – отчаянно вырываюсь. – Отпусти меня! Ненавижу тебя! Переродок!
- Так. Хватит! – решительно говорит Пит и, сгребая меня в охапку, тащит в сторону ванной.
Я сопротивляюсь, как могу. Даже представить боюсь, что он задумал.
Пит плечом толкает дверь и затаскивает меня внутрь.
- Не прикасайся ко мне! Не трогай! Я всё равно тебе не поверю! Пит мёртв, а ты – лишь оболочка!
Я вскрикиваю от неожиданности, когда меня обдаёт холодной водой. Пит крепко держит меня прямо под струёй, и сам промокая до нитки. Это действительно приводит меня в чувство, и я начинаю успокаиваться. Холодно. Дрожь настолько сильна, что я даже стоять не могу. Я бы давно распласталась на скользком полу душевой кабины, если бы не сильные руки, крепко удерживающие меня на месте.
Вода стала теплеть (я даже не заметила, как Пит что-то нажал, чтобы изменить температуру). Под упругими тёплыми струями моё окоченевшее тело начинало расслабляться. Усталость. Она во всём теле, в каждой клетке организма. И тут я решаюсь на отчаянный шаг – я рискну поверить. Заглушаю крик мозга, и внемлю зову сердца. Со мной так бывает редко, но ситуация более чем подходящая.
И я растворяюсь. В тёплом душе, в слезах, в бездонных глазах Пита… Я судорожно хватаю его за футболку, прижимаюсь лбом к сильной груди. Пресная вода смешивается на моём лице с солёными каплями.
Пит! Это Пит! Я должна поверить, что это он. И я верю. Пытаюсь верить.
- Тише-тише, солнышко, - шепчет Пит. – Всё будет хорошо. Ты сильная, и ты не одна. Я с тобой. Всегда.
«Всегда». Это слово… Наше слово! Теперь я верю. Боюсь, нервничаю, сильно рискую, но верю!
- Чёрт тебя подери, Пит, – сквозь слёзы ворчу я. – Ты же меня убедил в своей ненависти… Не оставил сомнений.
- Так было нужно. Прости, – нежно шепчет парень.
Пит берёт в ладони моё лицо и приподымает. Вода стекает по нашим лицам, но мы не обращаем внимания. Пит покрывает мои щёки, лоб, подбородок нежными короткими поцелуями, обминая губы, а я, наслаждаясь, закрываю глаза.
И тут снова вспышка. Хлыст, холод голубых глаз, боль… Я отшатываюсь, с ужасом взирая на того, кому только что подставляла лицо под поцелуи.
Пит всё понимает и не настаивает, лишь грустно улыбаясь. А потом будто возвращается в реальность, увлекая меня за собой.
- Я дам полотенце, - говорит Пит, выключая воду.
Парень стаскивает с меня свою мокрую футболку, которую надел вчера, и я остаюсь в одном белье. Меня снова начинает трясти: холодно, да и вчерашний страх снова нашёптывает мерзости. Но Пит даже не смотрит на меня, он вытаскивает из шкафчика у стены большое светлое полотенце и набрасывает мне на плечи, а потом и сам снимает промокшие брюки и футболку, закутываясь в такое же полотенце.
- Бельё тоже сними: оно мокрое, – говорит он. – Не переживай, в ванной камер нет.
- Только ты выйди, – прошу я.
- И оставить тебя одну в ванной, где куча острых предметов? – поднимает брови Пит. – Ещё чего. Я отвернусь.
- Пит, пожалуйста. Я выйду через пять минут. Обещаю.
Он колеблется пару секунд, но потом говорит:
- У тебя пять минут, не больше, – и выходит из ванной.
- В шкафу есть тёплый халат, – доносится из комнаты.
Я стаскиваю с себя мокрое полотенце, вытираю волосы, снимаю мокрое бельё. От воды все ранки на теле начинает щипать, особенно ещё не совсем заживший ожог и царапины от замка сорванного Питом платья. Волосы уж слишком отросли и теперь ужасно спутались, так что нужно поискать расчёску, раз уж я не собираюсь пока выпрыгивать в окно, то нужно привести себя в порядок.
И только сейчас я замечаю, насколько роскошна эта ванная комната. Ещё бы! Это же Президентский Дворец – сердце Капитолия, а значит и всего Панема.
Стены и пол отделаны мраморной плиткой молочного цвета, такая же и мебель, с витиеватыми ручками золотистого цвета. Несколько огромных зеркал разной формы расположились вдоль одной из стен. Потолок весь расписан нежно-зелёными узорами. Сама комната, наверное, почти такого же размера, как гостиная в моём доме в Деревне Победителей. Что же говорить о самой душевой кабине и огромной ванне на пьедестале.
Встряхиваю головой, выбрасывая глупые мысли из головы. Мне плевать на всю эту роскошь. Открываю дверцу большого шкафа и вижу халат, о котором говорил Пит. Это его размер, который слишком велик для меня. Но так даже лучше. Я укутываюсь в нежную пушистую ткань, подвязываясь поясом.
На одной из полок нахожу необходимые мне инструменты, чтобы привести волосы в порядок.
И тут мой взгляд падает на отражение в зеркале. Я такая жалкая. Что меня ждёт? Я же не проведу всю оставшуюся жизнь в комнате Пита, изображая перед камерами его наложницу? Ни я, ни Пит этого долго не выдержим. Хотя Пит умеет удивлять своими способностями перевоплощаться. А вот я… Наверное, не зря он не признался мне раньше.
- Китнисс, – голос из-за двери выводит меня из горестных мыслей, и я вздрагиваю. – Пять минут уже прошли.
- Я уже иду, – стараюсь не выдать хрипоты из-за подступивших вновь слёз.
Медленно открываю дверь и проскальзываю в комнату. Не знаю сама, но, видимо, это уже инстинкт – держать возможную угрозу в поле зрения. Стараюсь идти вдоль стены, сохраняя между нами приличное расстояние. Пит это видит, и его взгляд тускнеет. Но, думаю, он и не ждал жарких объятий.
Возле кровати стоит тележка с разнообразной едой, и мой рот тут же наполняется слюной. Я уже не помню, когда ела, а когда ела нормально – так тем более.
- Китнисс, садись, – Пит жестом предлагает меня присесть на кровать. – Тебе нужно поесть.
- Спасибо, я не голодна, – зачем-то вру я, хотя урчание в желудке уже становится болезненным.
- Ну да, – неприкрытая ирония. – Тюремная еда просто суперпитательна и вкусна. Садись уже.
Я осторожно присаживаюсь на край кровати. И когда уже собираюсь что-нибудь взять с тележки, Пит меня останавливает:
- Китнисс, подожди ещё минуту – пусть остынет, а я пока обработаю твои раны.
Он достает какую-то серебристую баночку из прикроватного столика и подходит ко мне. По телу пробегает дрожь от того, что он собирается ко мне прикоснуться. Это как болезнь: стоит мне увидеть его руки, и воспоминания о принесённой боли лавиной сносят все другие чувства. Но я стараюсь держать себя в руках.
- Ожог болит, – честно признаюсь я. – Остальное мелочи.
- Приспусти халат.
Я немного опускаю халат с плеча и чувствую, как тёплые пальцы нежно наносят прохладный гель, который сразу же приносит облегчение.
- Мне так жаль, – выдыхает Пит прямо возле моего уха. – Я не смог уберечь тебя от этой ужасной идеи Сноу с клеймом.
Не важно уже, чья это была идея – дело сделано, и птица, которую я ненавижу всем сердцем, навсегда поселилась на моём плече, как напоминание о том, что всем было бы легче, если бы я погибла на семьдесят четвёртых играх.
- Пит, прости, – я натягиваю халат обратно. – Но я… мне ещё сложно воспринимать твои прикосновения адекватно.
Пит удручённо отходит подальше от меня, огибая кровать.
- Я знал, что так будет, – говорит он. – Но всё равно оказался не готов. Ты меня всё ещё боишься, но лучше бы ненавидела. Так было бы проще.