Дым заполнял лёгкие и уходил вверх, к тучам, где, наверняка, оказывался принят, как родной. Как же она забыла. Нужно позвонить семье.
Элиза сидела за столом, на маленькой кухне съемной квартиры, и в бесчисленный за сегодня раз пыталась в двух полосках теста разглядеть одну. Ноутбук стоял тут же, на столе. На почте ждал результат анализа крови – кровь не обманет. Открывать письмо было страшно. Палец с розовым ноготком робко клацнул левую кнопку мыши. Крутанул колёсико. Сердце её упало; следом, на стол – беловолосая голова. «Нет, пожалуйста!» – застонала вслух. Точно, залёт. Как так? Быть не может! Она не была достаточно взрослой (как женщины, с которыми это случается), Элизой или даже Элли. Сейчас она чувствовала себя ребёнком, малышкой Эль, испуганной и одинокой. Телефон лежал рядом. Звонить, кроме врача, было некому. Второму участнику "два в одном" – ни за что на свете.
Её бывший бойфренд, Джек, хранил верность только знаку вопроса. Знак вопроса мог быть его именем и фамилией. Знак вопроса можно было смело поместить на его галстук или герб, носи Джек первый или обладай вторым. Он назывался журналистом, хотя слово "взломщик" описало бы его деятельность куда лучше. Вопрос был отмычкой. Джек, при помощи вопроса, открывал любые замки. Он мог выудить любую информацию у знаменитости или сделать человека знаменитым при помощи кое-какой информации. Джек, как когда-то Сократ, гулял, пил и задавал неудобные вопросы. При желании он мог бы стать мудрецом, но, видимо, мудрость его не прельщала, поскольку ей он предпочёл известность. Красивую жизнь. И красивых женщин.
Они познакомились на интервью. Её интервью его журналу. «Моя удача не подвела меня, вы здесь! На вас по всему миру дрочат, то есть, простите, молятся», – они обучены болтать, такие, как Джек Фишер, ублюдок, мать его… Языком своим совался во все щели. И недурно совался, приятно вспомнить… Нет уж, нечего. Вопрос не терпел ответа, вопрос должен был оставаться вопросом, иначе он попросту потерял бы себя. «Ты понимаешь меня, одна из всех», – сказал проклятый Фишер, а потом… наверняка, другой понятливой красотке, с которой она их поймала, чесал то же самое!
Модель – это любая. Кто угодно. Элиза – модель. В её зелено-карих, как тростник, глазах, плавной и несколько диковатой грации, улыбках без повода, рисунках на теле, всё время разных, таилось обещание ответа; не сам ответ. Элиза захотела ответа. Ответ уничтожил вопрос – в её сторону.