— Дмитрий Николаевич, вам нужно выпить жаропонижающее! — набралась храбрости Мура и даже голос повысила! Несильно, насколько могла…
Тот все же приоткрыл немного глаза.
— Маша?
— У вас ангина и высокая температура, я сходила в аптеку и купила лекарства, которые вам нужно принять, — объяснила свое присутствие в его доме Мура, на случай, если Самохин забыл.
— У меня ангина, а не слабоумие, — заворчал тот, принимая из ее рук две таблетки ибупрофена, — я и так все помню.
— Хорошо. А есть, кому о вас позаботиться? — повторила свой вопрос девушка. — Может быть, мне можно кому-то позвонить? Оставлять вас одного небезопасно, и…
— Вот ты и позаботься…
Прекрасно! Она, конечно же, только об этом и мечтала! Мура с досадой фыркнула и, вскочив со своего места, подалась в ванную, чтобы приготовить больному компресс. Но даже ей самой её возмущение показалось слишком вялым и бутафорским. Однажды кто-то из Машиных бывших одноклассников ляпнул, что темперамента в ней было не больше, чем в дохлой рыбе, и, наверное, тот урод был не далек от истины. Во всяком случае, внешне она редко когда проявляла свою эмоциональность, и это незавидное свойство характера было тоже родом из детства. Не шуми, не прыгай, лишний раз ни о чем не спрашивай. Лизетта утверждала, что она была забитой, а Мура и не спорила, хотя с появлением в ее жизни брата и начала отмечать в себе некоторые изменения. Чувство, что ты хоть кому-то нужен — было прекрасным. Оно раскрепощало и наполняло тело легкой воздушной радостью.
Мура оглядела ванную комнату и тяжело вздохнула. Ну, и как здесь вообще кран включается? Ни поворотного механизма, ни ручки. Один смеситель торчит прямо из каменной (уж не мраморной ли?) столешницы — и все! Заглянула в душевую кабинку. Ну, здесь попроще… Хоть пипка есть, которую Мура и принялась вертеть. А та возьми — и сработай. И окати ее с ног до головы из каких-то хитро вмонтированных в стене форсунок. Игрушки дьявола! Ну, и что теперь? Взяла аккуратно сложенное в нише под раковиной полотенце, обтерлась. Отжала компресс и, наконец, вернулась к болящему.
— Ты где застряла? Я чуть не умер…
— От этого еще никто не умирал! — буркнула Мура, сворачивая полотенце. — Вот, оботритесь. Это поможет температуру сбить.
— Фу, мерзость какая!
— Знаю, что неприятно, но температуру нужно сбивать, иначе…
— Умру?
— Да что ж вы каждый раз умираете?
Лежащий напротив нее мужчина уже не казался Маше таким уж недосягаемым. Оказывается, что короли, что челядь — в болезни ведут себя, как малые дети, то есть ноют и выносят мозги.
Мура склонилась над шефом и положила ему на лоб аккуратно свернутый валик компресса. Выпрямилась, натолкнувшись на пристальный изучающий взгляд Дмитрия Николаевича. Вот только он не в глаза смотрел, а… на ее обтянутую мокрым трикотажем острую грудь.
Глава 3
— Мура! Мур… Да подожди ты! Куда несешься?!
— Извини, Лизетта. У меня шеф больной, ты же знаешь.
— Угу! Пропадет без тебя, бедняжка!
— Как знать? Температура у него второй день под сорок. Ангина — опасная штука. Может и на сердце осложнение дать.
— Правильно! Зачем тебе папик-сердечник?
— Лизка! — возмутилась Маша, на полном ходу сворачивая в студенческую столовую.
— Ну, а что? Я не права? Или ты уже остыла, проведя с ним бок о бок ночь?
— Чокнутая! Мы в разных комнатах спали!
— Вот прямо в разных?
— Да!
— Что-то темнишь ты, подруга, а между тем пылающие щечки выдают тебя с головой. Уж мне бы могла рассказать…
— Да нечего рассказывать! Говорю же!
Лизкина навязчивость Машу порядком достала. Тем более, что ей действительно нечего было рассказывать. А краснела она… вовсе не потому, что у них что-то было! Скорее, наоборот. Огнем по венам распространялась как раз таки чувство неудовлетворенности. Оно пылало и жгло ее внутренности, опаляло кожу, заставляло сжимать ноги в попытке унять… в попытке унять… пожар. Муре одного взгляда Самохина хватило, чтобы завестись. А когда он медленно поднял руку и сжал ее напряженный сосок через мокрый трикотаж футболки — она как в кипящую лаву упала.
— Точно-точно?
— Абсолютно! Так, ты что будешь? Заказывай…
В ожидании заказа Маша размышляла о том, что ничуточки Лизетте не соврала! В то время, как она застыла, загипнотизированная его странной лаской, Дмитрий Николаевич медленно отнял руку и, перевернувшись на бок, засопел. Похоже, он вообще вряд ли отдавал отчет своим действиям.
— Ну, а как он… вообще? В неформальной обстановке? — спросила Лизка, устраиваясь за столиком.