В пивнушке час пик. Кислый, спрессованный прокуренный воздух сжимал виски, забивал ноздри, щипал глаза. Руки продавца мелькали, раскручивая карусель пивных кружек, затурканные официанты с трудом продирались между липкими, горячими телами посетителей, молчаливая согбенная бабулька веником сгребала в совок окурки, огрызки и шелуху с единственного свободного пятачка у входа.
Могучий Шевченко второй час выстаивал в этой плотной толпе. Он цедил уже третью кружку вкусного неразбавленного пива. Инспектор искал тех, кто видел Салькова и Тамару вместе. Не составляло труда вклиниться в любой разговор, в любую компанию — на фоне легкого опьянения запросто возникало недолгое единство случайных людей. Лишь усевшиеся в углу блатные, сплотившись в свой мирок, никого в него не впускали. Впрочем, никто и не пытался. Шевченко, искавший понравившуюся ему брюнетку, уже знал от завсегдатаев, что она была здесь только один раз с каким-то высоким мужиком две или три недели назад. Он спрашивал одного, второго, третьего и постепенно, суммируя услышанное, понял, что люди, с видимым напряжением извлекавшие из одурманенной памяти крупицы увиденного, ему не помогут. Но кое-что важное все-таки узнать удалось. Около этой пары вертелся всем известный старик Михалыч, который приходит сюда каждый день, собирает «мальков», за что был иногда бит, как конкурент, уборщицей. Набрав мешок посуды и купив «маленькую», Михалыч вновь появлялся, заказывал кружку пива и, подливая туда водку, на равных занимал столик.
Шевченко уже собирался уходить, когда услышал приветственные возгласы: «А вот и Михалыч!», «Здорово, дед!». Невысокого роста, сморщенный, щербатый старик подошел к столику, у которого стоял инспектор. Шевченко предусмотрительно сдвинул плечом соседей, и Михалыч пристроился рядом в возникшую узкую щель. Он деловито извлек из мешка газетный сверток, в котором оказались селедка и лук, заплатил за маленькую кружку пива и молча стал отщипывать хлеб, похрустывая луковицей. Шевченко заказал две кружки и одну из них поставил перед стариком. Тот слезящимися глазами из-под густых седых бровей посмотрел на него, ничего не сказал и, как должное, взял кружку двумя руками. Утолив жажду, старик захмелел и, обхватив мокрыми губами тонкую, как гвоздь, папиросу, пыхнул терпким дымом в лицо Шевченко:
— Ты чего, паря, тут? Я тебя не видел раньше.
— Да вот, батя, ищу бабу. Тамарой зовут. Назначила мне свидание в пивной, а сама не пришла. Хорошая баба, — восхищенно причмокнул инспектор, — может, видел когда? Брюнетка. Яркая такая.
— Тут всякие бывали… Тамара, говоришь… Была тут одна, фифочка, так у ней свой мужик. Длинный такой, с усиками. Культурный. Инженер.
— Неужели помнишь, Михалыч, — деланно удивился Шевченко. Он отлил из своей кружки пива в опустевшую кружку старика, — расскажи, может, найду их.
— Видать, припекло тебя.
Инженер Сальков шел с работы обычным маршрутом: по Восемнадцатой линии с поворотом налево по Среднему проспекту, а там на автобусную остановку. Сентябрь выдался теплый, деревья еще были в крепкой зеленой листве. На улице с визгом бегали ребятишки, играя в какие-то свои, детские, игры. Одна игра привлекла внимание Салькова, и он даже остановился, чтобы понаблюдать. Около Среднего проспекта несколько мальчишек и девчонок играли в прятки. На полено положили дощечку, на один ее конец аккуратно поместили кучку щепочек, а по другому пацан с силой ударил ногой. Палочки взлетели, веером разлетевшись вокруг. Водящий попытался поймать хоть одну, но это ему не удалось. Он быстро собрал их и положил на дощечку, а остальные ребята попрятались в это время за ящики, в кусты, за деревья. Водящий — стриженый паренек, подкрался к дереву, чтобы поймать спрятавшегося там мальчишку, но в это время другой выскочил из-за зеленого ящика с садовым инвентарем, в три огромных прыжка подлетел к дощечке, и палочки снова разлетелись в стороны.
Сальков продолжил свой путь. На Среднем проспекте к нему подошел высокий мужчина в клетчатом пиджаке, второй, пониже, в косоворотке, встал чуть сзади. Высокий спросил: