Впервые за всю неделю судебного процесса Осипова ожила в своей клетке. Когда Глеб вошел в зал суда, она совершенно переменилась, расцвела, на лице появилась улыбка. Он ей улыбнулся, но так растерянно и жалко, что у Наташи на глаза навернулись слезы.
Судья понял: Наташа любит этого женоподобного парнишку — и, щадя ее чувства и достоинство, не стал расспрашивать Глеба подробно и дотошно, а когда адвокат попыталась выяснить детали взаимоотношений сожителей, мягко остановил защитника, заявив, что суд исследовал эти обстоятельства. Наташа, в глазах которой еще не высохли слезы, с благодарностью посмотрела на судью, адвокат перехватила этот взгляд и замолчала. У всех участников процесса, из-за недоговоренностей и умолчаний, сложилось тягостное впечатление о последних месяцах жизни подсудимой. Но они ошибались: именно этот кусочек жизни был для нее самым светлым и счастливым, хотя и привел ее в конечном итоге в тюрьму.
Приговор был оглашен: наказание назначено условное.
Наташа была освобождена в зале суда. Через семь дней приговор вступил в законную силу, поскольку он не был обжалован или опротестован. Судья списал дело в архив.
А еще через несколько дней в кабинет судьи пришла Наташа.
— Павел Иванович, сейчас, когда дело закончено, я пришла объясниться. Не для протокола, а только для Вас. Я благодарна вам, что не мучили меня и Глеба, не выворачивали всю подноготную. Мне больше некому об этом рассказать, и я делаю это не только потому, что это нужно мне, но, как мне кажется, и вам. Я не хочу выглядеть в ваших глазах лгуньей, чтобы у вас осталось обо мне превратное мнение.
И Наташа подробно рассказала всю историю своих отношений с Глебом. Федоров внимательно слушал ее, не перебивая, ни о чем не спрашивая и не уточняя. Что-то подобное он предполагал и ожидал услышать на процессе.
— Наталья Александровна, что-то еще произошло, что побудило Вас раскрыться до конца?
Нет, другой причины у нее не было, сказала она. Но здесь она слукавила, потому что на вопрос судьи, как теперь дела с Глебом, она сказала, что они расстались.
Пока Наташа сидела под следствием, Глеб сошелся с другой девушкой. Пусть будет счастлив.
— Но можно было бы заставить его возместить материальный ущерб.
— Нет, нет — горячо запротестовала Наташа. — Я сама, добровольно отдала ему деньги и все-все верну сама. Можете не сомневаться.
Павел Иванович не стал ее переубеждать, хотя не был с ней согласен. Он не хотел заставлять ее мучиться и переживать заново все случившееся.
— Ну, как хотите. Единственное пожелание — не сотворите себе кумира еще раз.
— Я запомню Ваши слова. Спасибо. Прощайте, Павел Иванович.
Не судите, да не судимы будете
Провинциальный адвокат из Сибири Владимир Васильевич Петров, как обычно, на недельку, во время отпуска приехал к своим друзьям в Питер. Сорок лет дружбы — это целая жизнь, и в короткое отпускное время, за разговорами и воспоминаниями, не успеваешь насмотреться вдоволь на красоту северной столицы. Да, впрочем, это его родной город, покинутый по долгу службы. Поэтому главное — повидаться с ними, Толиком и Виктором, давно уже Анатолием Федоровичем Алексеевым, судьей и Виктором Викторовичем Морелли, прокурором.
Так случилось, что все трое избрали профессией юриспруденцию как наиболее близкую им науку, а практика пошла разными путями. Как говорит Морелли, налево пойдешь, направо пойдешь, прямо пойдешь — повсюду закон найдешь. Хорош он или плох, какой есть, с таким и живем. Законники, юристы, встречаясь, говорят обо всем и по-разному, а сводится все к одному: где истина, где справедливость, как ее найти и доказать.
Петров, как всегда, остановился у Анатолия Федоровича. С утра сходил на Смоленское кладбище, где несколько лет назад похоронил свою старшую сестру-блокадницу. Побродил по Васильевскому острову, осмотрел Кунсткамеру. Закупил продукты, чтобы приготовить простой, но плотный ужин — пельмени по-сибирски.
Вечером пришли друзья. Алексеев и Морелли ввалились в квартиру вместе, с шумом, разгоряченные каким-то спором. Бросив одежду, сходу к столу, накинулись на пельмени, запивая их сухим вином и расхваливая друга. Оба порывались говорить что-то о суде присяжных, но Петров подкладывал каждому очередную порцию ароматных пельмешек.