Беркович столь же привычно извлёк пару стаканчиков, сдвинул с одного угла бумаги. Сковырнул кинжалом пробку, набулькал понемногу.
— Да уж… — он скривился, взяв ёмкость с вином в руку. — Пить за ваше здоровье перед завтрашним — было бы кощунство.
— А почему бы и нет? — молодой чернокнижник чокнулся стаканчиком с молодым тихарём. — Если чего особого не придумают, шиш у твоих заплечных дел мастеров завтра что выйдет.
— Да то-то и оно, — Беркович залпом опрокинул в себя напиток. — То-то и оно, что опасаться надо чего-то эдакого, неизвестного. Обязательно ж какая-нибудь высокопоставленная сволочь пакость удумает…
Они ещё долго втихомолку перебрасывались фразами, кому другому запросто стоившими головы. Допили и эту бутылку, и следующую. И лишь потом, в ответ на вопрос, какую камеру занимать, получив ответ «да любую, вашсветлость» Valle отправился поспать немного. Не зря же маркиза тоже отшила его, вполне резонно возразив, что одному барону завтра потребуется вся сила и хладнокровие — а посему лучше бы тому предпочесть спокойный сон, не отягощённый неподобающими устремлениями.
Кое-как устроившись на жёстких тюремных нарах, он сквозь открытую дверь слышал, как один пленный офицер из Королевства Всадников, расквартированный где-то почти по соседству, уныло и безнадёжно мурлычет старый напев каторжан-колодников.
И такой тоскливой безнадёгой веяло от осипшего в подземных казематах голоса, что молодой барон чуть ли не силой заставил себя остаться в камере и не уйти из этого заведения куда подальше. А там и сон потихоньку пришёл — не совсем светлый и чистый, как навевал своей подружке остроухий эльф, но тоже — вполне ничего…
Старшая баронесса Лаки сидела в оцепенении, не будучи в силах оторвать взгляд от затянутого в траурный креп эшафота. Вот зловеще изогнутый топор палача высоко поднялся, игриво бросив в глаза кровавый отблеск утреннего солнца… качнулся словно в нерешительности — и с разгоном устремился вниз… Вниз, прямо к своей цели, к беззаботно склонённой на колоду шее молодого крепкого парня…
Когда отточенное стальное лезвие разлетелось словно стеклянное, не оставив на загорелой коже даже царапины, по рядам собравшихся пронёсся удивлённый и наполовину восхищённый вздох. Да уж — не каждый день видишь такое зрелище, как казнь чернокнижника. И уж не каждый день жертва подкладывает такую свинью своим мучителям.
— Я же предупреждал, — усмехнулся молодой барон, поудобнее устраиваясь на грубой, пропитанной… понятно чем колоде — словно на подушке.
Плечистый настолько, что рисковал бы быть отнесённым к отменным силачам, палач откровенно почесал затылок прямо сквозь алый балахон с прорезями для глаз, скрывающий голову государева исполнителя головотяпских дел. Затем он отшвырнул в сторону нелепо ощерившееся обломком топорище, открыл длинный, обитый изнутри бархатом ящик — и извлёк оттуда чёрный, блистающий полировкой прямой клинок. Толпа глухо загудела, а молодой отпрыск герцога Саймона даже вскочил с места. За неимением на руке рыцарской перчатки он сорвал с ноги бархатный полусапожек — и швырнул его в сторону Императорской ложи.
— Позор! Боевое оружие Железного Легиона, благородную сталь гномьей выделки использовать в презренном палаческом ремесле? Хрен я стану воевать за такую Империю! — и, горестно отмахнувшись от негодующего отца, пошёл прочь с устроенных для знати трибун.
Император стиснул зубы — так, что занемели скулы. Эх, скинуть бы сейчас лет хотя бы десять… выхватить меч да пройтись по этой непокорной дворянской вольнице, вынудившей его согласиться на казнь одного из самых сильных и неподкупных защитников Империи. Вон, даже сын сегодня при шпаге — при своей знаменитой Рубиновой. И смотрит с надеждой — ну же, подай только знак, отец!
Заметив, что молодому Саймону, только что оскорбившему действием самого Императора, закованные в сталь гвардейцы уже заламывают руки, повелитель разжал зубы. Да уж, мальчишка сейчас в таком состоянии, что того и гляди — рванёт на груди камзол с родовым гербом да ляжет на эшафот рядом с чёрным бароном… позора тогда не оберёшься…
— Отставить, — он холодеющей рукой сделал знак гвардейцам. — Увести с площади и отпустить.
Каких сил старому Императору стоило разогнать наползающую перед взором темноту — не знает никто. Но всё же, он прямо и открыто посмотрел в глаза сына. Вот, малыш, какова она, цена власти… и над застывшей под утренним солнцем площадью Этуаль разнёсся спокойный голос Императора.
— Продолжать.
К вящему восторгу некоторых и разочарованному угрюмому недовольству большинства, гномья сталь точно так же разлетелась жалобно звенящими осколками чёрного льда. Палач озадаченно осмотрел слабо дымящуюся рукоять, оставшуюся в его мясистых ладонях — и пожал плечами. Ведь квадранс назад он для проверки разрубил одним ударом крепчайшее бревно из перевившегося плотными волокнами каменного дуба!
К помосту поднесли ещё один закрытый ящик и стали с немалыми предосторожностями втаскивать наверх. А сам Valle самым злодейским образом приподнялся с колоды и даже подавал весёлым голосом советы — как половчее втянуть ношу сюда. Вот уж с кого, как с эльфа вода…
Внутри оказалось диво, никогда не виданное почти всеми из собравшихся. Огненный меч, по слухам, отнятый некогда легендарным графом у кого-то из старших демонов. Чуть изогнутый хищно клинок блистал внутренним жаром — и оказавшись наконец в толстых, защитных кожаных рукавицах палача, полыхнул на солнце языками пламени. Воздев не оружие, а презренный инструмент палача — ибо отныне ни один уважающий себя солдат не стал бы брать эту гадость в руку — головоруб некоторое время демонстрировал собравшимся неслыханное диво.
— И не жалко? — самым ядовитым тоном поинтересовался неугомонный барон. Но всё же вновь устроился в выемке на колоде, поудобнее умащивая голову и подмигивая дамочкам помоложе да посимпатичнее.
Как оказалось — жалко. До слёз жалко. Ибо изделие неведомых подземных демонов жалобно пшикнуло — и истаяло дымком, со свистом и гудением пламени ударившись о шею нахала.
Виселицу не стали даже пробовать — от одного только взгляда чернокнижника добротное сооружение рассыпалось невесомой пылью, заставив расчихаться солдат стражи да тех из присутствующих, кто поближе. Так что палач, взглянув в сторону Императорской ложи, только развёл руками. Затем сплюнул себе под ноги и, сгорбившись, удалился под свист и улюлюканье вошедшей во вкус невиданного зрелища толпы.
Примерно то же вышло, когда две дюжины потеющих от натуги солдат выкатили на площадь большую крепостную баллисту. Здоровенное, окованное железом и заострённое с нужной стороны бревно, коим это скрипящее сооружение зарядили, развлекло благородное собрание, но ненадолго. С коротким грохотом баллиста подпрыгнула на месте, послав в безмятежно стоящего у глухой стены напротив молодого человека свою убойную начинку, проламывающую борт имперского фрегата и даже дредноута святош.
Результат оказался примерно тот же — то есть никакого. Короткий сполох, жалобный звон раздираемого металла и дерева — и жалкие ошметья разлетелись по сторонам. Кому-то из плотной шеренги охраны едва не вышибло глаз, и пострадавшего под вопли беснующейся от восторга толпы срочно унесли к целителю.
А Valle стоял, презрительно и чуть с улыбкой посматривая на соравшихся. И демонстративно принюхивался к одинокой бархатной розе, брошенной к его ногам. Тут уж и к сыскарям ходить не надо — кто так открыто и недвусмысленно продемонстрировал ему своё восхищение…
— Молодой человек, вы долго тут будете устраивать цирк? Я на свидание опаздываю… — поинтересовался изнемогающий от смеха на жаре посланник эльфов, когда после залпа платунга арбалетчиков отскочившие болты разлетелись по всей площади, звякая о камни мостовой и доспехи солдат.