Выбрать главу

По преданию, была попытка схватить его, когда он однажды ночью приходил к семье. Салават смог отбиться. Его теснили как раз вот к этой самой красной скале, на которой мы сейчас стояли. Тогда он прыгнул с нее в холодную Юрюзань…

Километрах в пяти отсюда, где Нися — еще совсем небольшой ручей, стоит татарское село Насибаш. В окрестностях Насибаша и другого татарского села Лаклы, которое стоит уже на берегу Ая, где когда-то произошел один из самых ожесточенных боев Пугачева и Салавата с Михельсоном, — самые соловьиные места. Один из долов так и называется: Соловьиное горло. Кому не знакомы горькие и суровые стихи фронтового поэта Михаила Львова.

В юности, перелистывая один из сборников Львова, я наткнулся на такие строки:

Жил я в детстве когда-то На земле Салавата — Соловьиного края, В переливах курая, За Лаклами, у Ая, Там, где реки сливались, Где луга заливались, Где вовсю заливались Соловьи Салавата. Там Уральские горы. Там такое есть место — «Соловьиное горло». Соловьям там аж тесно, В «Горле» — детские горны.

Оказалось, что Михаил Львов — литературный псевдоним Рафката Давлетовича Маликова, родившегося в Насибаше в 1917 году. Оставшись круглым сиротой, он рано покинул родную деревню. Окончил в Златоусте семилетнюю школу, в Миассе — педагогический техникум. В 1941 году с Уральским добровольческим танковым корпусом ушел на фронт. Дорога в Литературный институт имени Горького, в большую поэзию лежала через раскаленные люки горящих танков, через поверженный Берлин.

Солдат Рафкат Маликов тоже не вернулся в родной порт. И причиной тому, наверное, были не только наши необыкновенные рассветы. Но есть у поэта такие строки:

Это мной не забыто. О, крестьянские мамы, От болезней и бедствий Ваши древние средства Нас спасли. Как я мало Спел вам песен — за детство. Благодарного слова Не сказал вам покамест. Я приеду к вам снова, Я еще не на пенсии, Это мне рановато. Поучусь у вас песне, Соловьи Салавата.

…Вдруг какой-то приглушенный звук, похожий на далекий пушечный выстрел. Удивленно прислушиваюсь.

Еще…

Может быть, это водопад на Нисе? Вроде бы нет.

Наконец догадываюсь: тронулся лед. По ржавому каменистому склону скорее поднимаюсь на скалу: внизу стремительно и бесшумно проносились льдины, иногда налетали друг на друга, на торчащие из воды каменные глыбы, когда-то отвалившиеся от скалы, и с большим опозданием долетал до меня странный звук, похожий на приглушенный вздох.

Незаметно подкрались блеклые сумерки. Желтые костры краснотала в осевшем снегу. Бреду назад затопленными лугами, расплескивая тяжелыми болотными сапогами разбухшие прошлогодние листья цвета старой жести. Большое и красное солнце в холодной воде. В черных полях — бесшумные пожары, от них, цепляясь за метлы полыни на межах, тянется по низинам сладковатый синий дым. Это перед севом жгут остожья.

Ночью, оглохнув от тишины, выйдешь из крошечной деревянной гостиницы в низкие, словно шуршащие звезды, — и шепчут что-то, и бормочут, и плачут, и смеются ручьи. И даже во сне до самого утра шумят потоки воды.

„Правительствующему Сенату предлагаю…“

Сейчас, наверно, уже мало кто, кроме литературоведов, знает, что выдающийся русский поэт Гавриил Романович Державин в последние годы своей жизни написал либретто оперы, которую назвал «Рудокопы». Местом действия оперы Державин избрал… Впрочем, предоставим слово самому поэту: «Театр представляет Рифейский хребет, или Уральские горы, во всем природном их ужасном великолепии…». А со временем Гавриил Романович даже собирался поставить на эту тему балет: «После оперы, если рассудиться, может быть, следующий приличный балет».

Но сцены опера не увидела — в силу своей художественной слабости, чем, впрочем, грешили и другие драматические произведения Державина последних дет его жизни. Либретто оперы было опубликовано в девятитомном собрании сочинений прошлого века и больше не издавалось.

В четвертом номере журнала «Уральский следопыт» за 1972 год была опубликована статья «Пермские подземелья и опера «Рудокопы». Автор ее, А. Никитин, утверждал, что либретто оперы «Рудокопы» написано «на основе города Перми», ее медных рудников. Основанием для такого утверждения ему послужила вот эта строчка из либретто Державина: «Действие происходит частично на заводе, частично в руднике Златогоровом, в Перми», хотя, если посмотреть на карту XVIII и даже XIX веков — Пермью в те времена называли целую географическую страну без определенных границ — чуть ли не весь Урал, в том числе и Башкирию, и даже дальше на восток.

Впрочем, это отметил в комментарии к статье А. Никитина и свердловский ученый кандидат исторических наук А. Г. Козлов: «То, что, по словам автора либретто, «действие происходит в Перми», еще не дает оснований говорить о городе с этим именем. Надо помнить, что в городе Перми в те годы находился центр горного управления края, а территориальное понятие «Урал» еще не было в широком употреблении. В данном случае слово «в Перми» можно понимать и как «в Пермском крае», «на Урале». В документах тех лет такое встречается часто».

Что касается пермских рудников, на материале которых, по мнению А. Никитина, Державин написал либретто к опере, А. Г. Козлов уточняет: «К началу XIX века в Перми был лишь оставленный казенный Егошинский завод и не было действующих рудников», А дальше замечает, что «Г. Р. Державин хотя на Урале и не бывал, но знал его не только по рассказам. Державину приходилось дважды официально разбирать семейные конфликты уральских горнозаводчиков. В конце XVIII века он как сенатор занимался «затяжным делом» В. А. Всеволжского, владельца Пожевских заводов, а в 1800–1804 годах, в качестве опекуна Н. А. Котовской, расследовал сложный конфликт совладельцев Сысертских заводов… Располагая этими данными, поэт мог использовать их в определенной мере и при создании либретто «Рудокопы».

Но только ли по материалам этих заводов имел Державин представление о горнозаводском деле Урала?

Однажды, перелистывая один из выпусков «Трудов Оренбургской ученой архивной комиссии», я наткнулся на оглавление пятого выпуска за 1899 год. Под пунктом шестым читаю: «Из неизданных произведений Державина».

В фондах Республиканской библиотеки вышеупомянутого выпуска сборника не оказалось. Пришлось прибегнуть к услугам сотрудников межбиблиотечного абонемента.

— Пошлем загсам в Москву, в Историческую библиотеку, — успокоили они меня.

Через две недели звонят: «Для вас пришла книга. Приходите. Дать домой не сможем — единственный экземпляр».

Поспешно листаю пожелтевшие от времени страницы. Наконец нахожу: «Из неизданных произведений Г. Р. Державина».

Примечание издателя: «В архиве Оренбургской ученой архивной комиссии хранится дело 1797 года под следующим заглавием: «По рапорту Оренбургской казенной палаты о рассмотрении бергколлегией состояния казенного Вознесенского медеплавильного завода». В этом деле есть предложение Правительствующему Сенату за собственноручною подписью Державина».

Выходит, что Гавриил Романович Державин был знаком с уральским горнозаводским делом не только по материалам Пожевских и Сысертских заводов, но и по материалам бывшего Вознесенского медеплавильного завода. А находился этот завод в горной Башкирии, на территории нынешнего Бурзянского района, на месте впадения речки Иргизлы в Белую. В этом удивительно живописном месте примерно в девяти километрах от широко известной Каповой пещеры лежит теперь село Иргизлы, в котором наряду с другими организациями обосновалась контора Прибельского филиала Башкирского государственного заповедника.