Премию вручал знаменитый американский режиссер, автор «Гражданина Кейна» Орсон Уэллс На сцену слева из-за кулис вышел Брессон, элегантный старик с копной седых волос, принял приз и пожал руку Уэллсу с достоинством, не тяжеловесным и значительным, а легким и изящным. После появился Андрей, вышел вторым, и уже по походке чувствовалось, что этим недоволен. Взял награду. Брессон с приветливостью протянул руку Андрею, но тот нервно закрутился на месте. Рукопожатие не состоялось… Неловкая сцена, которую неловко смотреть, если не догадываться, не понимать, не знать душевного состояния Андрея в этот момент его жизни.
Только позже, через два года, в Париже состоялись дружеские и уважительные встречи с Брессоном. С нежностью и любовью пишет о них в дневнике уже больной Андрей.
Миланская конференция
А вот после каннского скандала и драма — миланская конференция 4 июля 1984 года, где Тарковский отказался возвращаться на родину. «Невозвращенец» — страшное слово семидесятых-восьмидесятых годов. На конференции присутствовала европейская пресса, телевидение.
Эббо Демант снял это интервью и использовал в своем фильме. Я много раз смотрел сцену этой конференции, такой драматичной, такой волнующей, что невозможно без сострадания и какого-то ужаса видеть трясущиеся руки Андрея, его нервное, потерянное и растерянное лицо. Временами он останавливался, потому что ему трудно было говорить, и тогда в молчании обращал напряженный и какой-то затравленный взгляд к присутствующим, ища у них понимания своего насильственного и безвыходного положения. Хотя заранее было решено, что он не вернется, для того и собрана конференция, но сказать все это вслух, выговорить эти слова оказалось невозможно трудно. Слушать Андрея было совершенно невыносимо для понимающих русский язык. А там были понимающие — и Юрий Любимов, и Мстислав Ростропович, и Владимир Максимов, и другие. Даже они не предполагали такого состояния Тарковского во время объявления своего решения, может быть совершенно рокового, возможно и спровоцировавшего рак легких. Конференцию организовал ныне покойный Владимир Максимов. По его словам, он предупреждал Андрея о тяжелой участи эмигранта, об изменении его статуса: «Поменяется все, друзья станут врагами».
Последствия были самыми ужасными. По моему личному мнению, они привели Тарковского к глубочайшему стрессу и печальному концу.
Эббо Демант и доктор Вернер
Знакомство с Эббо Демантом, состоявшееся после похорон Андрея в Париже, имело продолжение. Летом 1987 года он приехал в Москву, чтобы заканчивать фильм, и я отвез его на места съемки «Зеркала» в Тучково, потом, по его просьбе, в Переделкино.
Тогда Эббо Демант много рассказывал об Андрее. По его совету Андрей после первого курса химиотерапии в больнице Сарсель под Парижем отправился в Германию, в город Эшельбронн, в антропософскую клинику в двадцати километрах от Баден-Бадена. Андрей давно интересовался учением антропософа Рудольфа Штайнера и даже замышлял фильм о нем.
В московском музее Андрея Белого на Арбате можно прочесть некролог умершему в 1934 году Андрею Белому, подписанный Л. Каменевым, Б. Пильняком, Б. Пастернаком, где упоминаются идеологические просчеты А. Белого, такие, как увлечение мракобесом Р. Штайнером. Автор текста — известный партийный деятель Л. Каменев. С тех времен фигура доктора Штайнера советскими культурологами не упоминалась.
Совет, данный Демантом из самых добрых побуждений, не принес пользы Андрею. Уверовав в волшебную силу природы, человеческого организма, он пошел босиком по росистой траве, естественно (ведь здоровье было ослаблено), простудился и заболел крупозным воспалением легких.
В клинике Андрей жил один. Жена привезла его и больше ни разу там не появлялась. О Ларисе Павловне Эббо Демант спокойно говорить не может. Участвуя в кинофестивале в Штутгарте весной 2000 года, Демант со сцены с возмущением рассказывал, как вскоре после смерти режиссера он приехал в Париж, чтобы познакомиться с дневниками Андрея. Лариса Павловна на его глазах вырывала из «Мартиролога» — Андреева дневника — неугодные ей страницы и рвала на мелкие кусочки.