ОБЛОЖКА
КАРТА ЧАСОВОЙ ИМПЕРИИ
ПРОЛОГ
С неба сыпал мелкий дождь.
Тяжёлые тучи плыли над болотами, окутанными ночной тьмой. Бледная луна в прорехах туч озаряла безрадостный пейзаж – чёрная топь да островки, заросшие кущами белёсых грибов. Сквозь туман вдалеке мерцало зарево: то ли обманные болотные огни, то ли отсветы ламп и факелов…
– Живей! Шевелитесь, жабы!
Колонна каторжников понуро тянулась по наплавному мосту под дождём. Мост из плотов был огорожен канатными перилами и освещён фонарями: блики рябили на чёрной воде. По склизким доскам нестройно шлёпали босые ноги. Грязные, полуголые люди шли чередой, согнувшись под тяжестью плетёных корзин за плечами.
– Не задерживай! Пошли! – подгоняли стражи. Все как один крепкие и дюжие, в лоснящихся от дождя плащах из рыбьей шкуры, с шестами-«жигунами» в руках. Стражникам не терпелось загнать людское стадо за «колючку» и укрыться в казарме, где сухо и греет печка.
— Поживее, пиявкины дети! Вперёд… Куда?
Движение колонны застопорилось: пожилой сборщик, захлёбываясь кашлем, упал на колени. Корзина опрокинулась, вывалив на плот скользкие, бесцветные грибы. Двое стражей подскочили к упавшему и ткнули его шестами – тот захрипел, забился в судорогах.
– Встать! Встать! Бегом грибы собрал, падаль!
Дёргаясь от боли и кашля, сборщик жалко ворочался на мокром настиле, сгребая в корзину груз. Один из каторжников – костлявый, бледный парень со слипшимися от дождя рыжими волосами, в которые на левом виске была вплетена нитка бусин – присел рядом, молча помог ему собрать грибы и подняться. Остальные, не глядя, обходили их и спешили мимо.
Лагерь раскинулся на острове среди топей. Сторожевые вышки по углам огораживали бараки, а между вышками всё заплетено шипастой лозой. Любая колючая проволока в болотной сырости проржавеет – но не живая лоза, крепкая, как железо. У причала сиял огнями катер-болотоход с парусиновым навесом над палубой.
– Не толпиться! По очереди! – покрикивал учётчик, мелкий тюремный чиновник в плаще поверх мундира и маске для защиты от болотных испарений. Возле трапа замерли стражники с взведёнными ружьями.
Сборщики один за другим всходили по трапу и вываливали на палубу свой груз. Груда грибов росла, учётчик черкал в планшете. Наконец последний сборщик сошёл на берег. В недрах болотохода ожил двигатель, за кормой захлюпало гребное колесо; катер отвалил от острова и поплыл прочь, рассыпая блики огней по воде.
…Колонна втянулась в ворота лагеря. Вокруг темнели одинаковые бараки, больше похожие на палатки с деревянными каркасами, обтянутыми брезентом. Одна лишь казарма стражи была выстроена из кирпича.
– Ужин! Ужин, жабье племя! – Зазвенел гонг, и усталые люди потянулись туда, где под навесом высилась печь – кирпичный купол, внутри которого гудел огонь. Глиняные трубы от печи расходились в бараки, служа отоплением.
У котла на раздаче, как обычно, стоял Хрущ – ветхий старик, вечно шмыгающий багровым носом. Хруща на болота упекли неизвестно когда и невесть за что. На сбор грибов или ловлю жаб его не выгоняли по дряхлости, и в лагере он был на подсобных работах. Дрожащими руками держась за черпак, старикан помешивал похлёбку.
Каторжники выстроились в очередь, угрюмо поглядывая по сторонам. Далеко за оградой мерцали в воздухе огни и прорезывали тьму блеклые росчерки света. Там, над топью, зависли на привязи воздушные шары, ощупывая острова лучами прожекторов. Заключённые ёжились на ветру, некоторые уселись на землю, обирая с ног чёрных, жирных от крови пиявок.
– Эй, пьявиц не выбрасывай! В похлёбку кинем, наваристей будет! – сипло пошутил кто-то. В толпе заржали, другие цыкнули на шутника, а сосед сунул ему в рёбра локтём.
В бараке царила тьма, и лишь «лампы» под потолочными балками – плетёнки из лозы, набитые светящимися грибами, – рассеивали её тусклым, голубоватым светом. Усталые после смены каторжники забирались в гамаки, кутались в потрёпанные одеяла, зевали и почёсывались. В дальнем углу вспыхнула было потасовка, но почти сразу утихла… Вскоре барак погрузился в сон.