– Теперь ручку! – Грэм развинтил и снял защитные пластины, обнажив начинку протеза. Тяги «костей» были увиты необычными, глянцево-чёрными волокнистыми мускулами. Тонкие серебряные проводки тянулись из плеча и уходили в толщу мышц. – Суставы в норме. Проверим мускулатуру… – Доктор подтянул к столу микроскоп на лапе штатива, прильнул глазом к окуляру и принялся дотрагиваться до мышц острым щупом.
– Реакции в порядке. Лёгкое истощение волокон: рекомендую заправлять раствором, обогащённым кальцием! – Грэм постучал щупом по стеклянной капсуле, вделанной в плечо меж мышц и наполненной голубоватым питательным раствором. – И, наконец…? – он выжидательно взглянул на Эрцлава. Альбинос молча кивнул. На шее у него висел на шнурке ключ с головкой в виде сердечка. Им он поочерёдно открутил винты на грудной пластине, и снял крышку.
Открылась небольшая полость в грудной клетке – и в ней билось сердце. Чёрное, как и мышцы руки, опутанное серебряными проводками: сосуды уходили в стенки камеры. Вделанный в мышцы часовой камень горел жёлтым, и от этого сердце походило на морское чудовище, одноглазого спрута из пучины.
Тук-тук. Тук-тук…
– Прекрасно. – Грэм пригляделся. – Часовой камень в идеальном состоянии. Перезарядка пока не нужна, хватит ещё на добрый месяц. Если, конечно, будете беречь себя!
– При моей работе не обещаю, доктор, – без улыбки отшутился Эрцлав.
– Понимаю. – Доктор склонился ближе, сменив линзу на монокле. – Механика работает отлично, ни малейшего износа. Я даже думаю иногда – что, если бы удалось заменить ещё и дыхательную мускулатуру? Великолепный эксперимент вышел бы! Всего один генераторный пружинный элемент под лопаткой, и… – Тут он осёкся.
– Простите, мой лорд, не могу удержаться. Всё же, какой поразительный каприз судьбы, не находите? Рука, нога и сердце!
Эрцлав криво улыбнулся. Конечно, доктор имел право восторгаться своей работой – ведь именно он когда-то сделал Эрцлава таким. И всё равно, каждый раз в памяти воскресало…
…Небо над головой, подёрнутое клубами дыма. Хочется повернуть голову, но тело не слушается. Силы утекают из него вместе с кровью – как цвета из мира, даже небо какое-то тускло-серое. И боли нет, только холодно. Сквозь звон в ушах пробиваются чьи-то стоны, обрывки голосов:
«О, Змей!»
«…бросал?»
«…в карету!»
Карета, вяло вспоминает он. Да, эта круглая штука, которая влетела в окно кареты. Стрелочная бомба, подсказывает память. И он успел поймать её на лету – и выбросился наружу, распахнув собой дверь. А потом…
«Кто ещё пострадал?»
Этот голос… Сквозь дымку он различает склонившийся над ним силуэт, белый мундир с алыми эполетами, а затем и лицо. Мужчина с окладистой русой бородой и закрученными кверху усами. В глазах у него тревога:
«Эрцлав! Ты слышишь меня?»
«Мой государь». Язык еле слушается. По всему телу разливается усталость. Эрцлаву лишь хочется, чтобы его оставили в покое и тишине. «Государь, простите… Я умираю».
Человек колеблется лишь секунду, затем решительно хмурится.
«Нет, Эрцлав». Голос его твёрд. «Ты не умрёшь!»
Он простирает над Эрцлавом руку. Вокруг пальцев вспыхивают золотые искры, взвихряются метелью…
И всё исчезает.
Эрцлав отогнал непрошенные воспоминания.
– Ну, да, – хмуро сказал он. – Рука, нога и сердце. А ещё кусок печени, полметра кишечника и пластина в челюсти. Звучит не так романтично, правда?
– Извините, мой лорд. – Грэм дождался, пока Эрцлав запрёт сердце на замок, потом вернул на место пластинчатую защиту руки. Как обычно, ковырнул ногтём неглубокую зарубку на металле предплечья, и огорчённо покачал головой. Каждый раз он предлагал исправить дефект, а Эрцлав отказывался, и это уже превратилось в ритуал.
Эрцлав считал, что не только шрамы плоти достойны хранить память о подвигах и ошибках. Чем хуже шрамы металла?