На карту предместья нанесены не были. Как поведал друзьям одинокий прохожий, ближайшая гостиница, была за пару кварталов отсюда. Но вышло так, что дойти до неё им было не суждено.
Впоследствии Коул не раз гадал, как всё могло бы обернуться. Если бы они не засиделись в трактире, если бы выбрали другой путь… Если бы не попали под дождь. Когда они вышли из таверны, уже накрапывало – а вскоре в тёмных небесах зарокотал гром, и на улицы хлынул дождь, забарабанил по мостовой, по плечам и головам.
– Сюда! – Рин дёрнул Коула за руку, и они юркнули под освещённый козырёк над входом в какое-то заведение. Лишь они успели перевести дух, как дюжий привратник у двери кашлянул.
– Просто так толпиться не положено! – проворчал он. – Либо платите и заходите, либо пошли вон!
– Да мы разве толпи…
– Не положено!
Коул поглядел на афишу, гласившую, что сегодня в мюзик-холле «Чёрное Сердце» – представление театра теней, музыка и танцовщицы. Потом взглянул на улицу, задёрнутую пеленой дождя.
– Ладно. Пошли внутрь, переждём. – И, потянув на себя дверь, друзья вошли.
***
В предрассветном полумраке замшелые утёсы и валуны были безмолвны. Даже птицы не нарушали покой предгорий. Синие сумерки залегли в расщелинах и низинах – но вот в тени одного из валунов что-то шевельнулось.
Ржавый привалился спиной к камню, переводя дух. Он выдохся: перед глазами плясали мушки, а дыхание так хрипело в груди, что он боялся выдать себя звуком. Всё же заболел. Немудрено – промок и простыл в корзине шара… Его била дрожь. В сумрачных предгорьях было прохладно, а Ржавый, не считая набедренной повязки и плаща, был гол и бос.
Зябко вздохнув, юноша закутался в плащ, стараясь сберечь тепло. Лишь бы не начался бред, вяло подумал он. Нельзя впадать в забытье – ни попасться, ни умереть нельзя! Надо дойти, и донести бесценное знание Хенглафа Дрейка… Приходилось всё время быть настороже. Не раз он поспешно нырял за скалу или падал за валуны, когда мимо проезжали всадники.
Но он знал, что это лишь вопрос времени. Рано или поздно либо он выбьется из сил, либо по его следу пустят ищеек. Эх, если бы ветер отнёс его восточнее, можно было бы попробовать добраться до Термитника своими силами! А так… Единственная надежда теперь – дойти до Эст-Кариольоны. Там свои люди, у них можно отсидеться… отлежаться… там…
– Змей! – прошептал Ржавый, придя в себя уже на дне овражка. Он лежал во мху, а над ним раскинулось предрассветное небо. Всё же впал в забытье, ешь его гидра. Хотелось зарыться в мох и заснуть: может, полегчает…
– Нет, – выдохнули пересохшие губы. Встать. Надо идти!
Он заставил себя проползти несколько шагов на четвереньках. На глаза попался кустик грибов на тонких ножках, он пригляделся, и поморщился. Бледно-голубые «дурношляпки», наркотические грибы. Жаль, не съедобные! Голод и жажда измучили юношу. В корзине шара он собирал в ладони дождевую воду и пил; за последние сутки – выдирал клочья мха и выжимал в рот капли. Пробовал даже есть мох, но стошнило.
И всё же он сорвал грибы, и сунул в карман плаща. Если попадётся, можно проглотить все разом – верная смерть, такой дозы не выдержит никто. Всё лучше, чем в руках имперских палачей.
Когда Ржавый заметил дымок над скалами, то сначала решил, что почудилось. Кто может жечь здесь костёр? Враги, или… нет, никаких «или». Юноша залёг на землю, и осторожно пополз меж камней, как змея. Дым тянулся из низины, ограждённой скалами. Ржавый подполз на животе к краю утёса, и осторожно выглянул.
Вокруг горящего костра расселись трое. Два кавалериста в плащах и шляпах, третий – штатский в котелке учётчика. Кавалеристы курили трубки, один помешивал варево в котелке на огне; учётчик что-то записывал в блокнот. Неподалёку стояли три стреноженные лошади.
Ржавый затаился, прильнув к скале. Охотники даже не подозревали, что их добыча совсем рядом… Змей, но как же быть? Он разглядел и пистолеты на ремнях всадников, и притороченные к сёдлам сабли в ножнах. И ещё у них наверняка ракетница. Даже если выйдет подобраться к лошадям и вскочить на одну – сначала в небо взовьётся ракета, а потом его нагонят и рубанут саблями на скаку, и пулю не станут тратить. Или накинут аркан… Один из кавалеристов меж тем зачерпнул ложкой варево, попробовал.
Убить всех троих? Ещё смешнее, с одним-то ножиком. Ну же, думай, Ржавый. Думай, Ардис Хан! Ты же один из лучших, ты не смеешь всех подвести!
Но ведь у него лишь плащ, и нож, и…
Так. Он нащупал в кармане скользкий комок грибов. Идея была безумная, и походила не на план, а на отчаянный самообман. Если так сделать, у него будет всего один шанс!
А если нет – не будет ни одного.
Ржавый смерил взглядом расстояние до костра и котелка. Медленно вытащил из кармана грибы, изменил позу, чтобы размахнуться. Повёл плечом, разминая руку для броска, взвесил грибы на ладони. На тренировках он закидывал гранату в узкое кольцо – сможет и теперь! Надо лишь, чтобы все трое отвернулись, но как…
Вот один из кавалеристов встал и отошёл к лошадям, второй последовал за ним. У костра остался лишь учётчик, который всё писал в своей дурацкой книжонке. Ржавый напрягся, как взведённая пружина – ну же, давай!..
Наконец учётчик закрыл блокнот, поднялся и пошёл к камням, расстёгивая ширинку. Ржавый мигом привстал, и швырнул грибы.
За тот миг, что они падали, он успел мысленно взмолиться об удаче, сам не зная, кому молится – но кто-то услышал. Лёгкие грибы шлёпнулись в котёл почти без брызг, и варево мигом их всосало. А Ржавый съехал на животе вниз по скале, и долго лежал, обмирая. Но встревоженные голоса не прозвучали, и не взлетела в небо ракета. Неужто, получилось?.. Наконец он решился выглянуть вновь.
Все трое наворачивали похлёбку, черпая из котелка. Рот у юноши невольно наполнился слюной. Подействует ли? Грибы как-то там сушат, и пары штук хватает на несколько часов блаженных грёз. Тут же они сырые, да в горячей похлёбке – вдруг не выйдет? На этой мысли Ржавый запретил себе гадать попусту.
Едоки продолжали обедать, о чём-то переговариваясь. Но вот один из кавалеристов пронёс ложку мимо рта, пролив еду на плечо, и удивлённо сморгнул. Учётчик выпустил ложку, мигом утонувшую в еде, и уставился на свои руки. Второй всадник вытаращил глаза в никуда, рот его расплылся в улыбке, еда потекла по подбородку.
Первый кавалерист вновь полез ложкой в котелок… и выудил каплющий комок грибов. Он тупо взглянул на него, а потом вдруг замычал, рванулся в сторону, и на четвереньках пополз к оставленным сумкам. И уже протянул руку к ракетнице – но Ржавый, скатившийся по склону вниз, успел схватить её за ствол. Рукояткой он двинул всаднику по голове, и тот ткнулся лицом в мох.
– Всё, всё, боец, – прошептал Ржавый. – Отдыхай, навоевался! – А сам схватил флягу, сорвал пробку, и не отрывался, пока не выдул половину.
Снадобье подействовало. Все трое были одурманены, и очнуться должны были не скоро. Юноша добыл из сумок банку тушёнки, вскрыл и слопал, жадно выгребая пальцами. Эх, сейчас бы отыскать лекарства, вымыть котелок и заварить целебный чай – но времени не было.
…Костёр он закидал землёй. Одуревших и слабо мычащих врагов связал их же ремнями, и оттащил за камни. Взглянул на них в сомнении. Оставлять живые «хвосты» было опасно, но зарезать беззащитных людей? Нет, Вив бы не одобрила… Так и быть, живите.
Через несколько минут, уже переодевшись в наряд кавалериста, нахлобучив шляпу на голову и надвинув на лицо платок (порядок, издали за своего сойдёт), Ржавый взобрался на одну из лошадей. Та тревожно зафыркала, но он утихомирил её. Всадник из него был средний, но лучше, чем никакой.
Выехав из низины, Ардис Хан огляделся, проверил взведённые пистолеты на поясе – и пришпорил лошадь.