Убить всех троих? Ещё смешнее, с одним-то ножиком. Ну же, думай, Ржавый. Думай, Ардис Хан! Ты же один из лучших, ты не смеешь всех подвести!
Но ведь у него лишь плащ, и нож, и…
Так. Он нащупал в кармане скользкий комок грибов. Идея была безумная, и походила не на план, а на отчаянный самообман. Если так сделать, у него будет всего один шанс!
А если нет – не будет ни одного.
Ржавый смерил взглядом расстояние до костра и котелка. Медленно вытащил из кармана грибы, изменил позу, чтобы размахнуться. Повёл плечом, разминая руку для броска, взвесил грибы на ладони. На тренировках он закидывал гранату в узкое кольцо – сможет и теперь! Надо лишь, чтобы все трое отвернулись, но как…
Вот один из кавалеристов встал и отошёл к лошадям, второй последовал за ним. У костра остался лишь учётчик, который всё писал в своей дурацкой книжонке. Ржавый напрягся, как взведённая пружина – ну же, давай!..
Наконец учётчик закрыл блокнот, поднялся и пошёл к камням, расстёгивая ширинку. Ржавый мигом привстал, и швырнул грибы.
За тот миг, что они падали, он успел мысленно взмолиться об удаче, сам не зная, кому молится – но кто-то услышал. Лёгкие грибы шлёпнулись в котёл почти без брызг, и варево мигом их всосало. А Ржавый съехал на животе вниз по скале, и долго лежал, обмирая. Но встревоженные голоса не прозвучали, и не взлетела в небо ракета. Неужто, получилось?.. Наконец он решился выглянуть вновь.
Все трое наворачивали похлёбку, черпая из котелка. Рот у юноши невольно наполнился слюной. Подействует ли? Грибы как-то там сушат, и пары штук хватает на несколько часов блаженных грёз. Тут же они сырые, да в горячей похлёбке – вдруг не выйдет? На этой мысли Ржавый запретил себе гадать попусту.
Едоки продолжали обедать, о чём-то переговариваясь. Но вот один из кавалеристов пронёс ложку мимо рта, пролив еду на плечо, и удивлённо сморгнул. Учётчик выпустил ложку, мигом утонувшую в еде, и уставился на свои руки. Второй всадник вытаращил глаза в никуда, рот его расплылся в улыбке, еда потекла по подбородку.
Первый кавалерист вновь полез ложкой в котелок… и выудил каплющий комок грибов. Он тупо взглянул на него, а потом вдруг замычал, рванулся в сторону, и на четвереньках пополз к оставленным сумкам. И уже протянул руку к ракетнице – но Ржавый, скатившийся по склону вниз, успел схватить её за ствол. Рукояткой он двинул всаднику по голове, и тот ткнулся лицом в мох.
– Всё, всё, боец, – прошептал Ржавый. – Отдыхай, навоевался! – А сам схватил флягу, сорвал пробку, и не отрывался, пока не выдул половину.
Снадобье подействовало. Все трое были одурманены, и очнуться должны были не скоро. Юноша добыл из сумок банку тушёнки, вскрыл и слопал, жадно выгребая пальцами. Эх, сейчас бы отыскать лекарства, вымыть котелок и заварить целебный чай – но времени не было.
…Костёр он закидал землёй. Одуревших и слабо мычащих врагов связал их же ремнями, и оттащил за камни. Взглянул на них в сомнении. Оставлять живые «хвосты» было опасно, но зарезать беззащитных людей? Нет, Вив бы не одобрила… Так и быть, живите.
Через несколько минут, уже переодевшись в наряд кавалериста, нахлобучив шляпу на голову и надвинув на лицо платок (порядок, издали за своего сойдёт), Ржавый взобрался на одну из лошадей. Та тревожно зафыркала, но он утихомирил её. Всадник из него был средний, но лучше, чем никакой.
Выехав из низины, Ардис Хан огляделся, проверил взведённые пистолеты на поясе – и пришпорил лошадь.
ГЛАВА 33
Зал мюзик-холла казался полупустым – столики были выстроены вдоль стен, оставляя посередине площадку для танцев. У стены размещалась небольшая сцена под навесом, украшенным лампами в цветных плафонах. Светильники горели вполсилы, погружая зал в приятный полумрак. За стойкой пузатый бармен в фартуке смешивал коктейли.
Коул и Рин уселись за столик. Наигрывала приятная, но явно записанная музыка. Коул поискал глазами источник, и в восторге толкнул Рина локтём:
– Глянь! – У двери стоял шкафчик с полукруглым верхом, из которого росло десятка полтора серебристых труб, как у орга́на. Передняя стенка была витражной, и сквозь неё можно было разглядеть ряды музыкальных цилиндров внутри. Как раз закончилась мелодия, и механизм вдвинул в гнездо новый цилиндр.
– Клокодеон, механический фонограф, – пояснил Коул. На них сердито шикнули из-за соседнего стола – как раз заиграла печальная музыка, и свет померк. Над сценой вспыхнул подсвеченный белым экран, на нем возникли теневые буквы: