Рыбарь и рудокоп.
Горела сталь, горела плоть,
Огнём горела Топь!
И Эрцлав победил. Железный Флот был разбит, а вскоре запылал и Старый Порт. Короли пали, и сами их имена были забыты навек. (Музыка вновь сменилась на печальную, и силуэт Эрцлава преклонил колено перед фигурой на престоле – это мог быть лишь Вечный).
Так Эрцлав стал владыкой над всем Севером. А Мулер получил свою награду. На месте Старого Порта вырос вольный город Бомтаун, перевалочный пункт меж Севером и Западом – и Мулер стал его хозяином, сравнявшись в могуществе с Наместниками. (На экране поднимались трубы и стены, мерцали печи: тянулся в столицу Огненный Путь).
Последней картиной стали фигуры Эрцлава и Мулера бок о бок, на фоне гор и заводских труб. Экран был залит красным, и лишь вокруг голов победителей горело жёлтое зарево, будто нимбы. И под финальные аккорды занавес сомкнулся. Раздались аплодисменты.
– Вот это да! – Коул давно не был в театре теней, и размах постановки его впечатлил. – А в конце-то, видел?
– А? – Рин, поправлявший ботинок, высунулся из-под стола. – Ага, нимбы им сделали. Как у Бессмертных.
– Ничего так подлизались! – усмехнулся Коул. Кроме Вечного, с нимбами изображали только Бессмертных – великих людей, особо прославившихся своими деяниями и навсегда вошедших в историю. Их почитали, как мудрецов-гуру на Солнечном Берегу, или святых в Горной Марке.
– Ну, да. Вообще, странно. – В этот момент заиграла новая, весёлая музыка, и на сцену выбежали три девушки-танцовщицы в скудных нарядах с блёстками и пышных уборах из перьев. Публика захлопала, засвистела в пальцы. – Я много песен про Эрцлава слышал. Но Мулер в них никогда не упоминался.
– Ага, – Коул с интересом уставился на девушек. (Те уже отплясывали и строили публике глазки). – Как будто они прямо лепшие кореша! А ты вообще про этого Мулера слыхал раньше?
– Нет, – Рин пожал плечами. – А много ли мы о других округах знаем?
И то верно. Переезды в Империи были ограничены и связаны с кучей правил и бумаг. Обо всём в соседних округах узнавали либо из новостей, либо со слов приезжих – которым верили мало, боясь нарваться либо на провокатора бунтарей-«ломщиков», либо на доносчика тайной полиции. Знания и вести могли быть опасны, кроме тех, что распространялись легально.
– Знаешь, Коул, – Рин огляделся, – может, пойдем?
– Так дождь же.
– Ну и пусть. Что-то мне тут не по себе, – друг выглядел странно встревоженным.
– Ладно, – хотя Коул ещё поглазел бы на танцовщиц. Но не успели они встать из-за стола, как отворилась дверь – и в зал, не торопясь, вошли друг за другом человек десять.
При виде их разговоры вдруг умолкли; одна из танцовщиц сбилась с ритма и споткнулась. Даже музыка, казалось, стала тише.
Гости все были молодыми мужчинами, одетыми очень похоже. Все в тяжёлых ботинках и узких брюках с щитками на коленях, как у спортсменов. При этом – в белых рубашках и щегольских узорных жилетах. На головах котелки, как у учётчиков, но с несуразно яркими лентами и приколотыми значками. У некоторых в руках были трости, самый дюжий – небритый бугай с закатанными рукавами – нёс на плече длинный свёрток.
Пришельцы неторопливо прошли к барной стойке. Двое опёрлись о неё, один заговорил о чём-то с вмиг побледневшим барменом. Тем временем часть посетителей торопливо встали и покинули заведение. «Жилеты», будто так и надо, спокойно расселись по свободным местам.
– Так, – шепнул Коул, встав из-за стола. – Рин, давай-ка вправду на выход. И ничего не говори!
– Эй, мальчики! – догнал их ленивый окрик в спину. – Вы, двое. Подойдите-ка! – Коул ускорил было шаг, но у самой двери им загородил путь громила со свёртком на плече.
– Сказано было, стоять! – прохрипел он так, будто рот у него был набит камнями. Друзья замерли.
– Ну, куда же вы? – Один из пришельцев, в самом пёстром жилете, махнул им рукой из-за стола. – Присядьте, поболтаем! – Выхода не было, и друзья обречённо подошли ближе.
– Садитесь, – «пёстрый» улыбнулся. У него было румяное лицо с насмешливо сощуренными глазами и модные усики «часовыми стрелками» – один короче другого. – Пить будете?
– Мы…
– Эй, Порджи, лучшего джину моим гостям! – вальяжно велел «пёстрый». Бармен мигом приволок поднос с бутылкой и тремя стопками; усатый понюхал одну, и скривился. – Дрянь. Видать, не врёшь, что ты на мели.