– Советую отнестись к этому серьёзно. Сейчас вас может спасти лишь сотрудничество со следствием, – тень шевельнулась и поставила на стол небольшую банку-хронолампу, полную сияющей пыли.
– Это конфискованное у вас Время. Вы ещё можете всё исправить, Этель. Разве оно того не стоит?
Молчание.
– Подумайте, – голос стал вкрадчивым. – Вы предпочтёте хранить верность тем, кто вас бросил в беде? В вашем ли положении упрямиться? Нам даже не нужно заточать вас в тюрьму, старость самая худшая тюрьма на свете… Темница своего тела. Вы же хотите стать прежней? Вернуть себе молодость?
Старая женщина не отвечала. Потом хмыкнула – вышло больше похоже на кашель.
– Ох, любите вы иносказания, – произнесла она. – Превратить в старую развалину – это у вас «особые меры». А «высшее наказание» – это ты про шахты? Не смеши! Вернёте молодость, и сразу к «Уроборосу» в пасть!
– Но!.. – голос на миг задохся, и мать Коула почувствовала удовольствие. Не ожидал, что я знаю, скот?
– А «враги Империи» – тут она наклонилась вперёд, насколько позволяли ремни, – это не тот ли, кого вы называете Проклятым? – Следователь не сразу ответил, и старуха засчитала себе ещё одну маленькую победу.
– Вы облегчите свою участь, – наконец выдавил силуэт, – если укажете, где сейчас может находиться… эээ, означенное лицо. Не советую…
– Хочешь знать, где он? – Этель улыбнулась, как молодая, хищно и зло. – О, я скажу. Он ушёл: обманул вас, подонков, и сбежал. Но Он вернётся, – добавила она с пугающей уверенностью. – Он вернётся за тем, что Ему принадлежит по праву. И тогда твоим хозяевам конец, крыса казематная – и тебе заодно с ними!
– Молчать! – следователь повысил голос, и даже привстал, заслонив свет. – Каждое ваше слово может быть использовано против вас! Вы сами не оставляете нам выбора, кроме…
– Да ничего ты мне не сделаешь, – спокойно прервала его старуха, и следователь запнулся. – Я нужна тебе живой. Вы же хотите узнать, где Проклятый? И что ты со мной сделаешь теперь, когда я старая ветошь – пытать будешь?
Ответа не последовало.
– А вот не будешь. Если у меня сердчишко не выдержит, твоё начальство из тебя потроха выдавит. А я не боюсь смерти: я уже исполнила то, что должна была. Моя жизнь вам нужнее, чем мне, так что не расстраивай бабушку… внучек!
...Хилл шагал по коридору, мимо железных дверей с намалеванными белым номерами, мимо карбидных ламп в зарешеченных плафонах. В тюрьме "Паучье Гнездо" не было окон. Время сна и бодрствования здесь зависело от светильников, и часто их зажигали не по режиму. Порой "день" длился двое-трое суток, а иногда неравные "дни" и "ночи" сменяли друг друга каждые пару часов. Всё для того, чтобы погасить у узников ощущение времени и сломить их волю.
– У вас десять минут на свидание, – холодно предупредил Хилла страж у входа. Да не обычный охранник: камеру стерегли два солдата Чёрной Гвардии, оба в чёрных мундирах и кирасах, на головах островерхие шлемы. У каждого на поясе тесак в ножнах и два огнебойных револьвера.
Хилл старался подготовиться мысленно – и всё равно, войдя в камеру, не сдержал судорожного вздоха.
Гай Карвелла был распят на стене, на вделанных в кладку цепях. Голый, с вывернутыми руками – под кожей проступили жилистые мускулы. Седые волосы падали на лицо, и когда Гай шевельнулся и поднял голову, Хилл увидел подбитый глаз, распухшую губу в засохшей крови.
– А, сынок, – тускло промолвил старик. Сейчас отец до боли показался Кальдеусу настоящим стариком. – Привет.
– О, змей! Тебя били?
– Нет, об дверь стукнулся! – Гай слабо хохотнул, и тут же закашлялся: в распятой позе, дыхание давалось ему с трудом. – Ерунда, помяли чутка. Ты сам как? – Этот вопрос совсем выбил Хилла из колеи.
– Да ничего, – отведя взгляд, выдавил он. Злость на отца мешалась в душе инспектора с жгучим стыдом. – Расспросили, потом отпустили. Сейчас ту женщину допрашивают...
– Бьют? – сипло выдохнул Гай.
– А? Что ты, нет!
– Хорошо, – старик усмехнулся. – Ну, пусть попробуют что-то вытянуть. Этель и не таким зубы заговаривала! Жаль, сам не увижу.