Хилл рассказывал и показывал. И ребята (наверное, второй раз в жизни почувствовавшие себя настоящими учениками) смотрели на то, как зёрна металла раскатывались по столешнице, притягивались друг к другу, и даже зависали в воздухе над ладонью… Когда в конце урока Хилл убрал все чудеса в саквояж, некоторые не сдержали огорчённых вздохов. Коул и сам почувствовал себя как в детстве — кукольное представление закончилось, и волшебная сказка превратилась в мёртвые тряпки, которые сложили в сундук.
— И напоследок, попрошу тишины. — Хилл защёлкнул замки саквояжа и опёрся руками о стол. — Сегодня я пришёл к вам не просто так. Думаете, это обычное дело для хрониста — давать уроки мальчишкам? Нет. Вы уже взрослые, и у меня к вам разговор.
— О девочках, что ли? — не удержался ехидный Рензик. Ребята прыснули.
— Об этом тебе и самому пора уже знать! — усмехнулся Хилл. Все расхохотались ещё громче, а Рензик надулся. — Нет, о вашем долге. Все вы, молодёжь, скоро достигнете возраста ответственности. Кто-то из вас поступит в училище или академию, другие будут призваны в Резервную Армию. А у кого-то, быть может, откроется дар хрониста.
Хилл обвёл мальчишек пристальным взглядом.
— Дар может проявиться у любого. Каждый хронист призывается на службу Империи, и это большая честь. Но я хочу, чтобы вы помнили — это ещё и ответственность. Великая сила может обернуться великим злом, если не уметь с ней обращаться. И потому любой, кто однажды ощутит в себе дар — а я уверяю, в этом вы не ошибётесь — должен обратиться к властям. Это ваш долг перед Империей и Вечным, помните о нём всегда… Ладно, урок закончен — можете идти!
Уже выходя из класса, Коул ни с того ни с сего ощутил глухую досаду. Всё вдруг показалось таким постылым! Хронист был словно бы яркой вспышкой в унылых буднях, напоминанием о том, что где-то за пределами Анкервилла, за горами, есть и остальной мир. Великая Империя с её несравненной столицей, где царят чудеса науки и большие возможности. Цветущий Солнечный Берег в зелени пальм, где люди смуглы и веселы, а солнце играет алмазными россыпями бликов на лазури морских волн. И заснеженные горы, и далёкие города… И даже пугающее Запределье, откуда прилетают корабли небесных торговцев, и куда самые смелые и достойные уходят на поиски затерянных сокровищ Былого Мира.
А теперь Хилл уедет, и снова всё пойдёт своим чередом. Конечно же, ни в какую академию Коул не поступит, ведь там не место бедноте; и чудесный дар хрониста если у кого-то и проявится, то только не у него. А ему — заводские будни, потом армия, служба в каком-нибудь задрипанном гарнизоне. А дальше, в лучшем случае, работа на постылом заводе до конца дней своих… И ничего никогда не изменится к лучшему.
Коул угрюмо шагал по коридору завода, провожаемый взглядами Вечного с плакатов на стенах — даже не зная, что идёт по нему в последний раз.
ГЛАВА 7
На проходной ребят остановил Трепке.
– Куда прётесь? – яростно зашипел он. – Сейчас торжественная часть! Немедленно в четвёртый цех – велено всем быть!
– Да мы-то зачем? – заикнулся было Коул.
– А ну, без разговоров, клоп! – взъярился механик. – Приказ мастера Геруда! Чтобы в едином порыве… то есть, показать сплоченность… Живо в цех! – Трепке так старался походить на Геруда, что противно было смотреть.
Пришлось тащиться в четвёртый цех, где уже собралась целая толпа. Всех выстроили в шеренги перед «виновником торжества» – токарным станком с программным управлением «Дедалус-XXVI», разработкой часовщиков Клокштадта.
Новенький станок, опоясанный предупредительными лентами чёрно-жёлтых полос, гордо сверкал сталью и бронзой. Даже неспециалист с первого взгляда заметил бы, как он отличается от других машин. Зафиксированный на рельсах станины суппорт – узел крепления резцов и свёрл – выглядел сложнее обычного, рассчитанный на несколько сменных инструментов. Кожух раздаточного узла был массивнее, с дополнительными группами рычагов; и, главное, в него был вмонтирован приёмный механизм с рядом прорезей под перфокарты.
Геруд ворвался в цех, и размашисто прошагал вдоль рядов рабочих.
– Рубаху заправь! – страшным полушёпотом командовал он. – Пуговицу застегнуть! И всем молчать! Вид иметь почтительный и во-ду-ше… в душе… радостный! Если кто-то хоть слово тявкнет, задавлю! – Он потряс волосатым кулачищем. Коул поспешно отвернулся и уставился на огромный плакат с ликом Вечного, украшенный гирляндами бумажных цветов.