Отвернувшись от толстяка, Хилл склонился над Коулом.
– Эй, парень! Как тебя, Колвин, да? Встать можешь?
– Коулден, – выдохнул Коул. – Сейчас… – Он попытался подняться, но кабинет закружился перед глазами, и пол мягко ткнулся в щёку. Хилл выругался, наклонился и подхватил его под мышки. Коул обхватил инспектора за пояс – ноги едва слушались. Так, держась друг за друга, они и покинули кабинет.
– Коул! – Навстречу бросился Рин. – Ох, Вечный! Когда Геруд тебя увёл, я-я подумал… позвал хрониста… – Он вдруг всхлипнул.
– Ну-ка! – Хилл задрал на Коуле рубашку и быстро ощупал бока, живот. Когда нажал, полыхнуло такой болью, что парень вскрикнул сквозь зубы. – Похоже, ребро сломано. По голове бил?
– Немно… – Коула шатнуло, и инспектор поддержал его, а под другую руку поспешно подхватил Рин.
– Понятно, значит, бил, – процедил хронист. – В больницу, сейчас же.
Коул плохо запомнил, как его вели по коридорам. У выхода всё так же ждал хоромобиль; Хилл помог Рину усадить друга на заднее сиденье, и сам сел рядом.
– В больницу!
– В какую? – уточнил шофёр.
– В хорошую. Живо!
Потом была стремительная езда по городским улицам. Коул не мог смотреть по сторонам, от мелькавших за окнами видов кружилась голова. Его то и дело кренило вперёд, Рин обхватывал его за плечи, и что-то испуганно бормотал. На резком повороте Коула замутило особенно сильно.
– Тормози! – Хронист распахнул дверцу, Коул свесился наружу, и его вырвало на брусчатку. – Ну, ну, всё хорошо. Держи. – Мальчишка утёр губы протянутым платком, и сквозь слёзы взглянул на Хилла. Инспектор смотрел хмуро и понимающе.
– Мне жаль, что так вышло, – зачем-то сказал он. Коул вяло удивился: он-то тут при чём?
Скоро машина подъехала к трёхэтажному зданию из жёлтого кирпича, которое подковой охватывало небольшую площадь. Больница Бессмертной Алессии. Посреди площади, на постаменте в окружении клумб, высилась бронзовая статуя, сверкавшая в лучах закатного солнца, изображавшая женщину, держащую за руку ребёнка – может, саму Алессию.
– Давай, парень, пойдём!
ГЛАВА 8
– Понятно. – Молодой, пухлый врач в белом халате и с оранжевым платком на шее, разглядывал бок Коула через закреплённую в зажимах пластину хронированного стекла с искристыми блёстками. Стекло позволяло видеть сквозь мягкие ткани, и рёбра с позвонками отчётливо белели через дымку кожи и мышц.
– Ну-ка, повернись! Вдохни глубоко… Ясно. Садись. – Врач сделал запись в больничной карте. Коул присел на кушетку. Голова гудела от тупой, тяжёлой боли, и обстановка кабинета – плакаты с людьми без кожи, заспиртованные внутренности в банках на полке, блестящие стойки приборов – плыла перед глазами.
– Трещина десятого ребра слева. Плюс сотрясение мозга и множественные ушибы. Но рука цела, повезло тебе. Значит, говоришь, с лестницы упал?
– Ага…
– Любопытно. Судя по синякам, у твоей лестницы были здоровенные такие подкованные ботинки. – Врач пристально взглянул на Коула. – Кто бы это ни сделал с тобой, парень, я бы на твоём месте написал заявление в полицию. Никакой ублюдок не должен чувствовать себя безнаказанным!
Коул отвёл взгляд.
– Ладно, твоя жизнь… В общем, так. Попьёшь пилюли, держи рецепт. Для ушибов – примочки, вот эта бутылочка. Только не пей!
– Что я, дурак, что ли?
– Ты-то нет, а вот был один из трущоб – выпил, придурок! Другой бы кончился, а этот явился и ещё просит… С ребром сложнее. Заживать будет где-то месяц – но можно, хм… ускорить. Но это платно, имей в виду.
– А как? – Но Коул вспомнил виденные сегодня фокусы. Кто знает, вдруг хронисты и такое могут. – Мне бы поскорее. Сколько?
– Две недели. Да не мне, в кассу заплатишь! Иди сюда.
Врач затянул торс Коула в сложный корсет из ремней – мальчик лишь морщился от боли. Потом задёрнул шторы, и кабинет погрузился в полумрак. Из стола врач достал странную штуку, вроде карнавальной полумаски из клёпаной кожи на ремешках, только без прорезей для глаз.
– Смотреть нельзя. Надо надеть это! – строго предупредил врач, накинул маску на глаза Коулу и начал застёгивать пряжку на затылке.