– Доброй побудки, Марта! – Рин залпом допил чай и сунул вошедшей служанке в руки поднос с миской овсяной похлёбки. – Покормите её всеточность тётушку, а мне пора!
– Ты куда, малец?
– На работу! – крикнул Рин уже из коридора.
Он выбежал из ворот особняка на прохладную, умытую дождем улицу. Светлый город просыпался – открывались ставни, хлопали двери, над трубами вились первые дымки. Мимо прокатил молочник на велосипеде; в проволочной корзинке бряцали бутылки.
В храме на углу звонили к утренней проповеди, и люди уже собрались во дворе за кованой оградой, перед ступенями здания с бронзовым куполом и двумя мозаиками по бокам от входа. Левая изображала Ангела Вечности в узорчатых одеждах и маске с венцом лучей, правая — Ангела Небытия в глухом плаще с капюшоном, под которым чернела пустота. Вот на ступени вышел бритоголовый жрец в чёрной сутане и воздел руки для благословения.
Пока старость не приковала тётушку к креслу, она строго настаивала, чтобы Рин посещал службы. Но сейчас он лишь сложил на бегу пальцы «святой дюжиной», и пробежал мимо.
Но оказалось, что Рин мог особо не торопиться. Войдя в ворота, он удивлённо остановился. Во дворе собралась толпа рабочих; одни выглядели хмурыми, другие растерянно переглядывались. А у входа стояли две «консервы», и вдоль толпы расхаживали полицейские с блокнотами. Рин в первую секунду подумал даже улизнуть, но «полиц» заметил его и подозвал жестом.
Мальчик внутренне сжался. Но полицейский всего лишь задал несколько кратких вопросов — сколько он работает здесь, чем занимался вчера, и во сколько покинул завод. Записал всё в блокнот, и отошёл. Рин осторожно подобрался к группе ребят.
— Эй, друг! — обратился он к ближайшему. — Что случилось?
— А ты ещё не знаешь? — оживился парень, обрадовавшись возможности поделиться новостью. — Геруд погиб!
— Что? Как?
— С крыши в пропасть убился! — Парень изобразил рукой падение и красочный «бдыщ!» в конце: Рина аж передёрнуло. — Говорят, его только по сюртуку опознали, прикинь? Вот полицы по заводу и рыщут, — он кивнул на двоих полицейских, что как раз прошли мимо с ищейкой на поводке.
— Ты гля-а! — Рин узнал окрик, и вздрогнул от страха. Один из его недавних обидчиков, мелкий и рыжий, насмешливо пялился на него. — Зырьте, парни, это ж воронин дружок! — Вряд ли он стал бы сводить счеты прямо на глазах у всех; но эффект вышел неожиданным.
— Так ты Коула друг? — Удивительно, но собеседник Рина восхитился. — Вот так ничего се!
— А что?
— Так ведь бают, Геруд из-за него и самоубился! — Мальчик схватил его за руку и потряс. — Тебя как? Рин? А я Гвид, мы с Коулом кореша были! Как он там?
Рина обступили ребята. Как оказалось, Коул в одночасье стал чуть ли не героем: осрамил дурачину Трепке перед столичным гостем, пострадал от лап негодяя-управителя, а до кучи — стал причиной того, что ненавистный толстяк, боясь скандала, свёл счёты с жизнью! Рин впервые оказался в центре внимания, и чуть не запаниковал — но тут, к счастью, всем разрешили пройти в цеха.
Но работа задерживалась. Все косились друг на друга в тревожном предчувствии перемен. Формально главным после Геруда считался Трепке, но внезапная потеря покровителя (а также допрос полицейскими) настолько напугали его, что он немедля заперся в своем кабинете, и на каждый стук в дверь отвечал дрожащим выкриком:
— Не мешать! Работаю с документами!
А потом и отвечать перестал.
Дело спас главный учетчик. Он созвал руководителей цехов и кратко разъяснил ситуацию. Да, сообщение в Клокштадт уже отправлено. Нет, работаем, как всегда. Да, ждём указаний свыше. В конце концов, Геруд никому особо был не нужен.
Про Рина все забыли, и он догнал главного учётчика уже на лестнице:
— Ваша точность! Простите, а мне указания?