— Пошли, Коул!
Коул распахнул окно, помог Рину выбраться на крышу котельной и вылез сам. Достал из кармана проволочку, просунул в щель и запер задвижку.
— Пойдём! — Рин потянул его за рукав, но Коул замешкался. Потом встал на колени и придвинулся к узкому, грязному окошку кухни.
— Ну же!
— Там моя мама, — процедил Коул. Рин огляделся, а потом наклонился через плечо друга, чтобы увидеть…
Двое хронистов и двое агентов сгрудились у дверей квартиры. Хилл обернулся к невысокой женщине в домашней накидке, с бутылкой кленового сиропа в авоське:
— Вы уверены, что это их жилище?
— Конечно! — закивала тётка. — Тут они живут, Этелька и сынок её. Я всегда знала, ваша высокоточность, — она перешла на доверительный шёпот, — что с ними чего-то не так. Малой её всё с какими-то штуками возится — не иначе, воришка!
— Ладно. Спасибо за помощь следствию, мистрис Снелл, можете идти. — Инспектор жестом отослал тётку прочь. Друд сосредоточенно разглядывал замок.
— Держитесь в сторонке, Хилл, — негромко приказал он. — Если будет жарко, не лезьте. Парни, мальчишку брать только живым, помните?
— Так точно, — кивнул один из шпиков. Он прижался к стене, с длинноствольным пружинным пистолетом в руках, заряженным усыпляющими дротиками. Второй как раз достал из саквояжа оружие вроде укороченного карабина, но с примкнутым снизу металлическим диском-«блином» обоймы. От приклада тянулся тонкий шланг к баллону со сжатым воздухом на поясе стрелка.
— Это вправду нужно? — нервно уточнил Хилл. — Парень ни бежать, ни сопротивляться не сможет, так ему вчера досталось…
— А это и не для него, — оборвал Друд. — Его возьмём и допросим: нужно ещё выпытать адрес второго.
— Не придётся. Взгляните! — Хилл показал раскрытый хронометр на ладони. На циферблате сиял красный огонек.
— Аха! Цель рядом! — Друд осклабился и хищно раздул ноздри. — Вперёд! — Он поднёс руку к замку, из скважины блеснул жёлтый лучик, и дверь приоткрылась. Агент с пистолетом первым вступил в полутёмную кухню. Настороженно огляделся, обвёл помещение стволом, и повернулся к лестнице…
Прячущаяся за охладильником Этель высунулась наружу и плавным движением вскинула дисхрон. Стеклянный шар в основании стволов на миг заполнился кружащимися искорками, коротко треснуло, и оружие плюнуло ярким лучом.
Агент вскрикнул и отшатнулся. Недоумённо взглянул на свою грудь — пиджак расползался истлевшими клочьями, а поддетый под него броневой жилет крошился ржавчиной. Открыл было рот… но тут лицо его посерело, и мгновенно стекло прахом с голого черепа. Костяная челюсть отвалилась, брякнула о пол – а следом рухнул и весь скелет в обрывках гнилой ткани, подняв облако пыли.
Прошла долгая секунда, прежде чем второй агент опомнился и с воплем нажал на спуск ручного пулемёта. Очередь полоснула по кухне, чашки на столе разлетелись осколками — но Этель бросилась прыжком через всё помещение, перекатилась по полу, и с колена выстрелила из второго ствола. Агент запрокинулся назад и рухнул на пол коридора уже скелетом в обвисшей одежде.
Всего три секунды понадобилось Этель, чтобы перезарядить оружие… Но в эти секунды воздух в помещении вдруг загустел, и стало ещё сумрачней. Потому что в кухню вступил Друд.
Как будто волна оцепенения раскатилась от долговязой фигуры Часового. Гибель обоих подручных, казалось, его не смутила: он лениво катнул ногой пожелтевший череп, и сам ухмыльнулся страшнее мертвеца. Этель направила на врага дисхрон, нажала на спуск… Но Друд шагнул лишь немного в сторону, и выстрел пришёлся в стену рядом с дверным косяком: кирпичи осыпались грудой пыли, а в стене возникла полукруглая дыра.
Друд не торопился. Время принадлежало ему. Он шагнул вперёд — и вдруг очутился вплотную к Этель, дохнув ей в лицо запахом лекарств и немытого тела. Молниеносно перехватил её руку с оружием и вывернул вверх. Женщина вскрикнула сквозь зубы, ударила врага свободной рукой — тот поймал её кулак в капкан железных пальцев. Очки Друда сверкнули бликом… и в комнате полыхнула метель золотого света.
Этель словно вспыхнула. Золотая пыль ручьями струилась из её рук, из тела, закручивалась вихрем вокруг сцепившихся фигур. Пальцы Часового сжались на её запястье крепче — рука женщины на глазах исхудала, вены вздулись под одряблевшей кожей. Колени Этель подогнулись, она запрокинула лицо, искажённое гримасой ненависти — старческое, морщинистое лицо в ореоле седых волос… Последним усилием пальцев она нажала на спуск дисхрона, и четвёртый выстрел ушёл в потолок.