Надо было видеть, как вмиг переменилось лицо Гежчи. Улыбка исчезла, уступив место смятению, а затем и ужасу. Антиквар побледнел, скосил глаз на покупателей, разглядывавших маски.
– Такого, увы, нет, – дрожащим полушёпотом ответил он. – Могу лишь предложить синюю лампу хорбургского серебра. – Коул тихонько выдохнул: отзыв был правильным.
– Вот, п-прошу, – торговец придвинул им локтём толстую папку. – Можете ознакомиться с каталогом, – он указал глазом на продавленное кресло. Коул и Рин поняли его без слов, вдвоём уселись в кресло и открыли на коленях каталог, делая вид, что с интересом читают.
Ожидание затянулось – покупатели сперва долго выбирали, а затем торговались. Гежчи был неизменно вежлив и улыбчив, но стоило гостям расплатиться и выйти, как он бегом ринулся к двери, повесил снаружи табличку «Закрыто», и повернул в замке ключ.
– Если это не шутка, то вы даже не представляете, как вы не вовремя! – бросил он нервно. – Кто вас послал?
– Гай. То есть, – поправился Коул, – мастер Гаюс Карвелла.
– Кто?
– Такой высокий, худой, – пришёл на помощь Рин. – Длинный нос, седые усы, загорелый.
– Высокий? Усы? – Гежчи сипло вздохнул и опёрся рукой о прилавок.
– Козерог, – еле слышно выговорил он. – Разрази меня ангелы, Козерог жив. Значит, не лжёте, – он сглотнул. – Чего вам… ему надо?
– Какой-такой козий рог? – не понял Коул.
– Он сказал… – начал было Рин.
– Нет, стойте! – оборвал Гежчи. – Поговорим в другом месте. – Он взял с полки одну из ламп, с плафоном жёлтого стекла в серебряной обрешётке.
– Я уж думал, мне никогда больше не придётся этого делать, – пробормотал он. – Будь проклят тот день, когда я… А, ладно. Идите за мной.
ГЛАВА 26
Гежчи провёл друзей за прилавок: занавес из бус с шелестом сомкнулся за спиной. Зыбкий свет лампы озарил полки, заваленные вещами.
– Ничего не разбейте! – отрывисто велел антиквар: куда только делась его любезность! – Не расплатитесь потом!
Коул и Рин послушно пробирались вслед за хозяином через завалы старья, которое как будто ожило в темноте – норовило заехать углом под колено или зацепиться за одежду. Свет скользил по запыленным бутылям, по слепым ликам бюстов, отражался в стекле и металле. Один раз Рин шарахнулся назад – из мрака выступил огромный стоячий доспех, с руками-перчатками, сложенными на рукояти меча. Вот только вместо шлема на плечах его ухмылялся лошадиный череп с налобной пластиной, увенчанной стальным рогом.
– Это подделка, – шёпотом успокоил друга Коул, когда они прошли мимо. – Взяли от пони черепушку, да приделали!
– Т-ты его ноги видел? – возразил дрожащий Рин.
– Нет, а что?
– А то! Сапоги – как копыта! Тоже подделка, да?
Теперь и Коулу стало не по себе. Вдруг представилось, как страшный рыцарь поворачивает голову и провожает их пустым взглядом и костяной ухмылкой…
Гежчи остановился у большого, под потолок, платяного шкафа, вытащил из кармана ключ и отпер дверь. Раздёрнул висящие плащи и пальто, и вместо задней стенки друзья увидели тёмный дверной проём и уходящие вниз ступени. Шкаф скрывал потайную дверь.
– Сюда!
Сойдя по узкой лестнице, они вошли в небольшую комнату с низким потолком, под которым тянулись трубы. Здесь вещей было не так уж много – но при виде того, какие это были вещи, Коул и Рин поражённо переглянулись.
– Садитесь! – бросил антиквар. Друзья с опаской сели за стол: немудрено, учитывая его вид. Прозрачная и округлая столешница держалась на одной лишь тонкой ноге, причудливо изогнутой, так, что стол походил на гигантскую хрустальную кувшинку. Стулья же могли сойти за цветы – затейливые чаши-сиденья на таких же тонких ножках.
Да и все вещи в комнате выглядели странно. Не только потому, что были сделаны из незнакомых материалов – с виду не металл, не стекло, не дерево, а что-то непонятное – но и потому, что неведомые создатели придали им удивительные формы. Шкаф будто половинка рассечённого колеса со «спицами»-полками, стойка лампы как стебель ландыша с цветами-светильниками. Некоторые вещи были непонятны, вроде пустых чёрных рам без картин на стенах. Или разноцветных, полупрозрачных кубов высотой по колено, составленных в одном углу: что это – мебель, украшение, или вообще еда?