— Здесь пахнет чистотой, — сказала Брайони.
— Должно быть, Уилл, узнав о моем возвращении, распорядился, чтобы здесь навели порядок.
Брайони подошла к окну в полутемной гостиной и, отдернув шторы, распахнула ставни. Теплые лучи осеннего солнца ярким потоком хлынули в комнату, осветив блестящий паркет цвета жженого сахара и выбеленные стены. За то короткое время, что Лео провел в Кембридже после расторжения брака, он успел заново отделать дом. Устав от мрачных темных тонов лондонского особняка (тяжелый дымный воздух столицы не оставлял иного выбора), Лео выбрал яркие светлые краски.
— Похоже на деревенский домик, — весело заключила Брайони, оглядевшись.
— Тебе нравятся деревенские домики?
Она ответила Лео сияющей улыбкой:
— Я начинаю их любить.
Они обошли все комнаты на первом этаже — еще одну гостиную, кабинет и столовую. Везде Брайони отдергивала занавески и растворяла ставни, пока дом не засиял, яркий и открытый, как залитое солнцем индийское бунгало.
В своем черном траурном платье Брайони была единственным темным цветовым пятном в этом царстве света и красок. Притихшая, ослепительно красивая, она останавливалась напротив каждого окна и внимательно оглядывала каждую стену. Вначале Лео показалось, что она ищет трещины и щели, но потом он внезапно понял, что Брайони мысленно обставляет дом мебелью, украшает милыми сердцу мелочами.
Глаза его затуманились: иногда бывает невозможно удержаться от слез.
— Хочешь выйти в сад и взглянуть на вишневые деревья? — спросил он. — Увидеть реку?
— Можно мне сначала осмотреть весь дом?
— Конечно.
Лео повел Брайони на второй этаж, где помешалось несколько спален и еще одна гостиная. Там он изумленно застыл, не в силах сдвинуться с места. В последней спальне стояла огромная кровать с четырьмя столбиками и пологом, красивая и прочная, с белоснежными полотняными простынями, постеленными поверх широкого перьевого матраса.
Лео растерянно моргнул, желая убедиться, что это не мираж.
— Откуда здесь кровать? — пробормотал он.
Брайони лукаво улыбнулась, Лео никогда прежде не видел у нее такой хитрой улыбки.
— Нет, — медленно произнес он. — Это ты, Брайони?
— Я попросила Уилла это устроить, — с улыбкой отозвалась Брайони.
— Когда?
— Я связалась с ним по телефону вчера вечером, когда добралась до дома. Ты в это время принимал ванну.
— Так вот почему он попросил меня навестить сегодня леди Веру? Хотел выиграть время?
— Не знаю. — Брайони пожала плечами. — Чудны дела Уилла и неисповедимы пути.
Она проскользнула мимо Лео в комнату, впустила в окна свет, провела рукой по простыням и уселась в изножье кровати, обхватив рукой столбик. Довольная улыбка медленно сошла с ее губ, лицо приняло серьезное выражение.
— Сегодня утром в нашем старом доме тебе было так же страшно, как мне? — робко спросила она.
— Надеюсь, нет. — Лео не хотел, чтобы Брайони испытала тот ужас, который почувствовал он сам. — Но, возможно, да.
— Я думаю об этом все время, с тех пор как мы оттуда ушли. — Она рассеянно потерла пальцем завитушки на столбике кровати. — Раньше я не понимала, какой трусихой была всю свою жизнь. Когда мне становилось трудно, я бежала прочь. Прочь от воспоминаний о Тодди, прочь от семьи, прочь от замужества. Бежала от тебя, когда ты отказался играть со мной в шахматы по переписке. Я бежала бы прочь от нашего дома, если бы ты не остановил меня сегодня. В поезде, по дороге сюда меня на мгновение охватило отчаяние: разве возможно справиться с этой неистребимой трусостью? А потом я вдруг поняла, что храбрость отнюдь не отсутствие трусости. Храбрость — это тоже вопрос выбора. Смелость появляется, когда ты отказываешься уступить страху. — Брайони прижалась щекой к столбику кровати и, глядя на Лео, сказала: — Твоя вера придала мне храбрости.
Лео понимающе кивнул:
— А твоя храбрость укрепила мою веру.
Брайони робко улыбнулась:
— Ты мне доверяешь?
— Да, — без колебаний ответил Лео.
— Тогда поверь моим словам: все у нас будет хорошо.
Лео в нее верил, а значит, вместе они преодолеют все. Вместе. Вдвоем.
Брайони медленно развязала ленты под подбородком и сняла изящную траурную шляпу. Не сводя взгляда с Лео, она провела кончиками пальцев по широкому черному перу, украшавшему тулью.
— Вы все еще хотите видеть меня нагой, мистер Марзден?
Брови Лео поползли вверх.
— Разве я когда-нибудь вел себя как грубый дикарь, выражая свои желания столь не подобающим джентльмену образом?
Брайони едва сдержала улыбку: