Вскоре приехала Наташа Гар. Иван впервые увидел Сашину жену: не ожидал, что она настолько красива. Миниатюрная ухоженная блондинка. Её пропустили в отделение, откуда она позже позвонила и сказала, что всё нормально: Саша спит, сломаны нос, два ребра, всякие ушибы и сотрясение мозга. Они могут ехать домой, а она останется в палате Саши. Дик увёл Ивана. Отвёз на Дачный и проследил, чтобы Иван лёг спать. Таблетка какая-то сонная оказалась: Иван вырубился, не донеся голову до подушки.
С утра Иван поехал прямиком в больницу, но его снова никуда не пустили. Он не был близким родственником. Наташа спустилась и скупо поделилась новостями. Всё нормально, Саша поправится. Да, он пришёл в себя. Сказал, что Кравчук его избил. Нет, в полицию не хочет, это семейное дело. Да и Люба вот-вот родит, какая полиция. У Ивана желваки заходили:
— Это же покушение на убийство! Нужно написать заявление. Скажите Саше!
— Тебя Иван зовут? Спасибо, что ты вовремя кинулся искать Сашу. Если бы не ты… Я тебе очень благодарна. Но дальше — не твоя забота, Саша сам решит, что делать. — Иван смотрел на пухлые шевелящиеся губы и едва осознавал смысл сказанного. Как это не его забота? А чья?
Вернувшись в офис, Иван погрузился в работу. Самолично возобновил приёмку материала и одновременно вытаскивал на свет всю цепочку махинаций менеджеров. Кравчук находился в смертельном запое. Невменяем, писать объяснительную неспособен. Соломин же появился в офисе и чистосердечно покаялся — исключительно в ценовых приписках, но не в трюках с тоннажем. Иван жёстко высказался насчёт подорванного доверия: «Ты же с первого дня тут работаешь!» и дал Соломину настолько низкую закупочную цену, что поставщиков придётся уговаривать продавать груз. Но если Соломину удастся закупиться по такой цене, это в какой-то мере покроет убытки. А Петренко скрывался. Иван выяснил, где тот живёт, и поймал вечером, когда он возвращался из детского сада со своей дочкой. Заступил дорогу:
— Разговор есть.
Выяснились интересные подробности. Трюк с лишними тоннами придумал Кравчук: зуб у него на Гара. Какая-то старая незажившая рана, он сильно не распространялся. Кравчук обрабатывал клиентов, а Петренко служил на подхвате. Деньги делили не поровну: Толик жадничал и обижал подельника. Про нападение Петренко не в курсе, поклялся здоровьем дочери. Возмещать убытки не отказывался, но предложил вычитать из зарплаты по десять тысяч рублей в месяц. Иван хмыкнул:
— Уволен, Петренко. Можешь сразу портовым грузчиком устраиваться, потому что закупщиком тебя больше никто не возьмёт, я обещаю.
Саша позвонил через три дня, попросил приехать. Иван, хоть и был загружен работой выше крыши, тут же всё бросил и помчался в больницу. У Саши сине-жёлтые круги на пол-лица, а белки глаз — красные. На носу — полоска гипса. Он улыбнулся, стараясь не растягивать разбитые губы. Иван, не замечая ничего вокруг, порывисто подошёл и уже склонился над кроватью, но Саша упёрся рукой в грудь, оттолкнул:
— Как дела на работе? Князева сказала, ты закупку возобновил?
Иван вдруг заметил Наташу, стоящую у окна — тёмное пятно на фоне солнечного дня. Загнав внутрь накатившее раздражение, он подтащил стул и демонстративно сел поближе к Саше, спиной к окну. Обрисовал ситуацию на работе: закупщики повалили валом, убытки могут быть минимизированы, с менеджерами, кроме Кравчука, разобрался. Саша сиял красными шальными глазами, трогая ловким языком корочки на верхней губе. Иван зависал. Ещё и ступня эта босая так близко от его колена. Может, придвинуться к ней?
— Вань, что бы я без тебя делал? Спасибо, что взвалил всё на себя, представляю, какая запара в офисе. Меня несколько дней тут продержат, потом я выйду на работу.
— Какую работу? Ты же на море Сашке обещал! — раздражённо воскликнула Наташа.
— Я помню, что обещал! — Саша пристально смотрел в глаза Ивану. — Ты справишься, если я в отпуск съезжу? Я сто лет не был на море, ребёнок везде только с мамой отдыхал…
— Конечно. Поезжай, если надо. Я справлюсь.
— Я никому так не доверяю, как тебе, — взгляд Саши спустился ниже: на губы Ивана, на его открытую шею. И даже далее.
Иван не смог промолчать:
— Вот Кравчуку ты зря доверял. Так и оставишь его безнаказанным?
— Я тебе уже говорила, хватит про Кравчука! Ну, сколько можно? Тебя это не касается. Люба уже в роддоме, у нее преждевременные роды начались!
— Вот вы её защищаете, а ведь она за Сашей бегала, — вырвалось у Ивана. Он уставился в потёртый линолеум под ногами, досадуя на свою несдержанность, но услышал Наташин смешок:
— Ой, да за ним постоянно девушки бегают. А иногда даже… юноши.
К щекам медленно и жарко прилила кровь. Иван встал и сделал шаг к Наташе:
— Вы сейчас на меня намекаете?
Она уставилась удивленно, а потом расплылась в понимающей улыбке. Как можно быть такой красивой и такой гадкой?
— Иван, остынь, — послышалось сзади, — она про Дика говорит.
В этот день Иван уже не мог нормально работать. Он был подавлен и обессилен, словно в нём что-то перегорело. Дважды набирал Дика, но тот не брал трубку, поэтому вечером Иван поехал к нему домой. Дик открыл не сразу, пришлось долго звонить и даже стучать кулаком. В полутёмной прихожей Иван разглядел мятую футболку, свисающую с пивного живота, и старые домашние штаны. Остатки волос всклокочены с одной стороны, будто Дик только что проснулся. Мешки под глазами. Квартира же была вылизана, как после генеральной уборки. Ещё в прошлое посещение Иван обратил внимание на странный диссонанс между квартирой и её хозяином. Дик пригласил в гостиную, где когда-то Иван совершил стремительный каминг-аут, и предложил виски.
— Я за рулём, — отказался Иван и уселся в кресло.
Дик налил себе стакан и устроился на диване напротив. Не зная, с чего начать, Иван спросил прямо:
— Ты гей?
Дик печально вздохнул и отпил треть стакана одним глотком:
— Да.
— Я тоже.
— Я знать.
— Когда ты про меня понял?
— Всегда.
Иван помолчал. Он боялся спрашивать дальше, но и уйти, не спросив, не мог.
— У тебя есть кто-нибудь?
— Нет, я один.
— Почему?
Дик запрокинул голову на мягкую кожаную спинку и прикрыл глаза. Иван ждал, надеясь, что Дик не плачет там. Но он не плакал. Объяснил прямолинейно и честно:
— Я любить мужчина, он меня — нет. Я не хотеть никто другой.
Это было признание. Сглотнув сухой комок в горле, Иван собрался попрощаться и уйти, но Дик заметил его порыв и поспешно сказал:
— Ты всё узнать? Теперь я спрашивать.
— Давай.
— Ты и Саша… Вы… Да?
И столько затаённой боли читалось в этом куцем вопросе, столько мучительного осмысления, что Иван вжался в кресло. Любое произнесённое вслух слово способно убить своей определённостью, но Иван знал, что должен ответить так же искренне, как отвечал Дик. Выдохнул шёпотом, сознаваясь сразу во всём, что подразумевалось под скупым «ты и Саша»:
— Да.
Дик подорвался с дивана. Судорожно дёргая небритым кадыком, доглотал виски и скрылся в ванной комнате. Заперся там. Иван подошёл к двери, прислушался: шум льющейся воды и глухой утробный вой.
— Дик, открой, не дури! Кончай истерику. Какая разница, что я с ним? Всё равно между вами ничего не было, кроме дружбы. Сколько лет ты рядом с ним? Давно мог что-нибудь придумать, — говорил Иван и сам не верил в свои лживые слова. — Для тебя ничего не изменилось! Открой сейчас же!