— Они забирают души! — кто-то взвизгнул, испуганным голосом.
— Никто не заберет твою душу, Еггеур, — вдруг ему ответил кто-то другой, в толпе. — Пока она не скажет «да» отродью ада. Ибо души — в руках великой матери…
Гул притих. Вперед выбрался, раздвигая людей, тот лысый старик со шрамом:
— А мать не позволит осквернить чистоту, что не поддалась лжи и предательству… — оглядел людей. — Что сказано в Триптихе, Еггеур? — посмотрел на говоруна. — «Да не коснется грязная длань чела твоего, светлый муж, ибо не пал на колени пред нечистью царства теней…»
Боги. Да это же священник!
Тоже раб?!
Безбородый оглядел свою паству, с ноткой укоризны:
— Слушайте эту добрую леди, дети, ибо в ее устах истина непорочной Аваатры.
«Добрая леди» так напоминала добрую, как черт маленького котенка. Прямая как палка, перемазанная в тине с ног до головы, с белеющими на черном лице глазами…
Толпа молчала, напряженно поглядывая на хозяйку. Леди некоторое время смотрела на лысого старика — на бесстрастном лице не единой эмоции, — затем с достоинством кивнула, поблагодарив.
— Мы пройдем через него, ясно? — объявила в лоб, не давая времени для нарастающей паники. — День, солнце — боги на нашей стороне. Твари не терпят солнца, спят в своих норах. А мы просто пройдем… выживем, и будем вместе вспоминать это час, рассказывая внукам.
Народ молчал, хмуро поглядывая на видневшиеся руины.
— Если кто-то хочет назад — сейчас самое время! — завершила речь, еще раз оглядела всех, и первой двинулась к развалинам.
Это не женщина. Это воин.
Енька немедленно двинулся следом, за ним де Ярды и бойцы, потом потянулись и остальные. Развалины приблизились — старые, зеленые, заросшие мхом, сверху проплыла какая-то арка… По колено в воде — дно стало тверже, на ладонь затянутое илом, но под мягкой массой ощущался камень. Надвинулось здание с черными провалами окон — приняли правее. Затем улица, с высокими колоннами по бокам — люди со страхом вертели глазами, вжимая головы в плечи. Откуда-то издалека на пределе слышимости доносились леденящие звуки — шипение, сиплое дыхание, постукивание…
Длинная цепь извивалась по улицам проклятого города. Солнце пробивало туман косыми лучами, но не разгоняло — белесая дымка стлалась, будто живая. «Ни звука!» — шепотом пролетела команда по цепи, но предупреждать незачем — каждый пуще смерти страшился нарушить безмолвие мертвого царства.
Спереди развалины — колонна изогнулась вправо. Снова развалины — еще правее. Тишина. Только хлюпанье холодной воды под ногами и хриплое дыхание людей. Дети притихли, испуганно глазея по сторонам. Дорогу перекрыло развалившееся строение, пришлось искать путь через соседний дом. Темень. Только столбы света через окна рисуют квадраты на противоположной стене. Люди задерживают дыхание. Воды под ногами почти нет, гулко шуршат шаги, улетая к далекому своду. Затем снова туман и город…
Без конца и краю. Изгибающаяся цепь уже полдня крутилась средь мертвых развалин — напряжение выматывало нервы. Люди ослабели от голода, холода и усталости — многих откровенно пошатывало, мозг притуплялся от постоянного страха. Кто-то свалился, подняв тучу брызг — туман приглушил эхо, но все замерли с ужасом…
Хозяйка жестом подозвала Шульму:
— Долго? Мы не можем остаться здесь на ночь.
— Его нет на карте, госпожа, — прямо ответил следопыт. — Но судя по расстоянию, — задумчиво посмотрел вперед, где темнело что-то громадное. — Выход должен быть уже недалеко. Может, даже за этим зданием.
Добрах тоже сощурился, разглядывая темень, темным облаком выступающую из тумана.
— Поторопись, — приказала леди. — Вечер на носу.
Развалины перекрыли дорогу слева и справа — колонна слепо ткнулась в заплесневелый мох тут и там, и остановилась. Все молча разглядывали непомерный храм с круглым куполом, нависающий над головами, и черный зев входа…
— Двинули, — коротко кивнула мать, мельком глянув на солнце, и первой вошла в проход. Цепь осторожно заструилась следом…
Внутри нет воды, но влажная застоявшаяся сырость делает воздух тяжелым и смрадным. За тысячу лет сырой мох скрыл орнаменты и рисунки, только кладка в местах, где обвалились стены. Сырой коридор поворачивает влево — стоп. Тупик. Обрушился пололок, проход завален камнями. Цепь сдает назад, и заворачивает в следующий…
Эхо шагов гулко рикошетит от заплесневелых стен — позади дыхание и покашливание. Потом стало совсем темно, и Добрахху пришлось запалить маленький факел, чтобы хоть что-то видеть. Остальные вцепились в плечи друг друга.