— Но что вы от меня требуете? — тревога Альберта росла.
— Я забыл в Риге свой портфель, — заметив на рукаве волос, Петер сдул его по ветру. — Съезди и привези.
— Только и всего? — Альберту очень хотелось верить в столь удачный исход. Однако в глубине души он понимал — чем невинней вид у скорлупки, тем опасней ядро.
— И опять станешь примерным комсомольцем и сможешь на старости лет рассказывать внукам, как однажды чуть не поскользнулся, — издевался Петер. — А чтобы совесть сохранить совсем чистенькой, лучше всего в портфель даже не заглядывай. Привези, и дело в шляпе. О’кей? — он протянул Альберту пятерню.
— Что мне остается? — с напускным равнодушием Альберт хлопнул его по руке.
— Пока в твоем гараже стоит угнанная машина, тебе действительно ничего не остается. На всякий случай я буду держаться поблизости, — теперь Петер говорил серьезно. — Слушай меня внимательно. Пойдешь в Риге на вокзал… — треск проплывавшей мимо моторки заставил его наклониться к самому уху Альберта.
Альберт постепенно успокоился — план Петера был продуман, казалось бы, до последней мелочи. Он предусматривал все возможные ходы противника и вполне надежные ответные действия.
Как Расма ни притворялась, однако волнение ее было сильно. Поэтому в воскресенье она не вылезала даже на пляж, просидела целый день в одиночестве дома и, сославшись на головную боль, основательно подготовилась к первому уроку.
Увидев, что Альберт отсутствует, Расма облегченно вздохнула. И в то же самое время почувствовала разочарование. Очевидно, вчера думала о нем, когда разрабатывала с таким трудом новый метод усвоения материала. Сейчас Расма могла себе во всех подробностях представить ход урока — ведь она не первый год знакома с ребятами из этого класса. Будут сидеть за партами, как хорошо натасканные статисты, в нужный момент поднимут руку, будут — кто лучше, кто хуже — произносить французские слова, называть их латышское значение и, стараясь не подвести давнюю знакомую, галдеть будут меньше обычного.
Почти физически все время ощущая отсутствие Альберта, считая минуты, оставшиеся до звонка, Расма сравнительно гладко провела свой первый урок, бывший в этот день по расписанию последним.
— Что там стряслось с Альбертом? — остановила она Вариса, который собирался удрать сразу после звонка.
— Болен. — Потом смекнув, что таится за вопросом сестры, Варис великодушно добавил: — По-серьезному. И вообще — у него теперь есть морока почище твоих хлопот с патрулями. Не машину у него, а невесту надо будет угнать, вот уж тогда он все вверх дном перевернет.
— Ингрида… — тихо и не без зависти произнесла Расма.
По какому признаку мальчишки влюбляются — для Расмы было полной загадкой. Такие миловидные и умные девушки ходят одни-одинешеньки, хотя и умеют со вкусом одеться, танцуют модные танцы и недотрогами их не назовешь, а вот ведь ничего не получается. Никто никуда их не зовет, терпят только ради компании, даже домой их не провожают. Зато вот Ингрида может запросто подцепить самого видного парня в классе и вить из него веревки…
— Ты еще долго будешь висеть у меня на руке? — нетерпеливо спросил Варис, так как Астра не любила ждать.
— Ты не собираешься навестить Альберта?
— Ничего, сам придет за последними известиями.
— Но, может, ему что-нибудь надо — лекарство или фрукты?
Варис с удивлением поглядел на сестру:
— А ты сходи, если это входит в твою практику.
«Можешь подначивать сколько влезет, — Расма мысленно продолжала разговор с братом. — На сей раз это действительно воспитательное мероприятие. Только — не для Альберта, а для самой себя. Если сейчас не пойду и до конца не выскажусь, вся моя смелость гроша ломаного не стоит. А тогда пусть его делает, как знает — пусть хоть откажется от должности начальника патруля — у меня будет душа спокойна…»
Но когда Расма нажимала кнопку звонка, душа у нее была отнюдь не спокойна и утихомирилась значительно позже, когда стало ясно, что дверь Альбертова дома перед ней так и не распахнется.
Опытный человек, разумеется, предпочел бы совершить этот поступок перед самым отправлением поезда или же вскоре после прибытия. Тогда в багажном помещении бывает полным-полно народу, спешащие люди бестолково толпятся в проходах и никто не обращает внимания на других.
У Альберта сноровки в таких делах не было. Он как нарочно явился в самое тихое время. Помещение было пусто, под сводами гулко раздавались только его шаги. Шевеля губами, Альберт отсчитывал шкафчики верхнего ряда и постепенно приближался к центру зала. Вот этот и должен быть восьмой…