Как можно утешить мать, чей сын исчез? Как попытаться объяснить ей, что лучше бы ему не найтись? В то самое утро Марина долго ничего не говорила. Она вспоминала стены его комнаты, увешанные надписями с угрозами и картинами со страшными сюжетами. Сердце её сжималось лишь от одной только мысли о человеке, которым теперь мог стать её ребенок, которому она когда-то подарила целый мир.
В чёрной пустоте он не переставал оглядываться по сторонам, боясь пропустить малейшее движение, которое могло бы помочь обнаружить ключи. Ключи от той самой двери, перед которой он сидел в надежде стать свободным. Фонарей или другого света не было – мир здесь словно потух в ожидании чего-то. Лишь секундная стрелка далёких часов подавала признаки жизни, но настолько мала была её сила, что вряд ли мальчишка замечал этот звук. Бывали мгновения, когда его внимание было сосредоточено лишь на высоком деревянном полотне впереди. По правде говоря, когда он впервые попал сюда, никакой двери он не видел, но со временем сердцу понравилось верить, а глаза не стали сопротивляться, и вот он уже был уверен, что смотрит именно туда, куда и должен был.
– Впустите! – кричал он время от времени и иногда задерживал дыхание на несколько секунд, чтобы даже оно не мешало ему воспринимать мир вокруг. Он хотел услышать, как кто-то зовёт его.
Имени у него не было, но все привыкли называть его Стас, поэтому он ждал, что вот-вот услышит эти четыре буквы. Но лишь тишина пронзала его тело.
– Впустите!
Никто не отвечал, а дверь все так же неподвижно возвышалась над ним. Иногда Стас даже задыхался от неприятных мыслей о том, что ему вообще не суждено увидеть свет, скрываемый стеной.
«Что если ему никогда не отыскать ключи?»
«Что если ключей нет?»
– Впустите, – переходил он на шёпот.
Изо дня в день ничего не менялось, но Стас отказывался верить в то, что ничего нельзя исправить, и перемены все-таки ворвались в его жизнь.
Когда дверь запела свою необычную песню и к ногам двадцатипятилетнего парня упала полоса яркого света, он знал, что это его шанс на новую жизнь (свою первую он потерял, когда разбился вдребезги о жестокое звёздное небо лет десять назад).
В бело-жёлтом свете появилась женщина.
– К тебе пришли. За мной, – сказала она на удивление мягко.
Тогда Стас подумал, что ей лет тридцать, но, выйдя из комнаты в коридор, куда его позвали, он смог увидеть (как только глаза окончательно привыкли к свету), что она гораздо старше. Морщины давно уже поселились на её лице, шее и руках, а седина разъедала волосы, собранные в пучок.
Женщина заперла его дверь, и они пошли по длинному белокаменному коридору, украшенному дверями самых разных оттенков фиолетового. Он шел первым, бабушка подгоняла его сзади, и совсем скоро они уже спускались по лестнице.
Весь этаж ниже был огромной комнатой для посещений. Шкафы, подпиравшие стены, ломились от тяжёлых книг, страницы которых были абсолютно пусты. А ведь такие «чистые» книги были повсюду в здании, и Стаса всегда удивляло не столько отсутствие любых знаков на их белых листах, сколько его нежелание что-то на них нарисовать. Видимо, жестокое звёздное небо, о которое он разбился когда-то, сломало его навсегда. Стас видел это небо сейчас в огромном окне, поглотившем почти всю стену комнаты, и злился на него, на себя и…на женщину, посылавшую ему сигналы рукой из-за одного из столов, располагавшихся на этом этаже.
Парень направился к ней, как только сзади его толкнула рука бабушки. Показать улыбку на лице при встрече с женщиной, ожидавшей его, он даже не пытался. Он просто не мог контролировать злость, бьющую в виски при виде неё. Тогда она его не пожалела, так почему он должен был её любить?
– Хорошо выглядишь, – от женщины исходили волны непоколебимой уверенности в своих прошлых поступках.
– Живу, как видишь, – устало произнес парень.
– И неплохо живёшь, – одобрительно кивнула женщина.
Её карие глаза были красивы, но Стас знал, что доверять им было нельзя, ведь они бездной проваливались в душу, где было пусто. Так же пусто, как и на страницах книг, каких вокруг было несчётное количество.
– Тебе виднее, конечно.
– Мама, – глухим голосом добавила женщина.
Молодой человек удивленно посмотрел на неё в ответ, не найдя в себе сил ни повторить это слово, ни понять, зачем ей нужно услышать его. И всё же ложью было бы не признать, что на сердце у него было неспокойно из-за того, что он не собирался произносить его. В ушах зазвенели воспоминания о том детском голосе, что был свободен и открыт, добр и искренен, мечтателен и целеустремлёнен.
– Мама, мама, – звал её тогда мальчишка, ураганом ворвавшись в дом. – Я нашёл свою звезду!