И снова Джек погрузился в молчание. Он рассчитывал услышать о незваном госте, а вместо этого ему сунули под нос сексуальный скандал.
— Благодарю вас, рядовой Кастильо. На сегодня достаточно, — сказал полковник.
— У меня есть еще несколько вопросов, — возразил Джек.
— На сегодня достаточно, — повторил полковник, обращаясь одновременно и к Джеку, и к солдату.
Рядовой поднялся и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, полковник взглянул на Джека.
— Удивлены? — поинтересовался он.
Джек кивнул с таким видом, словно больше уже ничто не могло удивить его.
— Каких действий вы ожидаете от меня после тех сведений, которые я получил от рядового Кастильо?
— Именно это я и намерен с вами обсудить. Во-первых, вам понравилось то, что он рассказал, или нет?
— Даже не знаю, — проговорил Джек.
— Это палка о двух концах, не так ли? У вас есть лейтенант, который явился в резиденцию Пинтадо как раз во время убийства. Или, по крайней мере, в то время, которое указано в отчете СКР ВМФ, кстати говоря, я читал этот отчет.
— Естественно.
— Итак, у вас есть лейтенант, который побывал у Пинтадо дома в момент убийства. Но при этом он замешан в любовную интрижку с женой жертвы. У них обоих был мотив. У обоих была возможность убить.
— Вы рассуждаете, как адвокат, — заметил Джек.
— Я часто смотрю сериал «Закон и порядок». Пристрастие к американскому телевидению — один из моих главных капиталистических капризов.
Окружающая роскошная обстановка побуждала Джека затеять дискуссию относительно «капиталистических капризов» полковника, но он не стал заострять на этом внимание. Вместо этого он спросил:
— Вы по-прежнему предлагаете рядового Кастильо в качестве свидетеля, который может дать показания на судебном процессе Линдси Харт в Майами?
— Это зависит от некоторых вещей, — ответил полковник Хименес. — Если вам понравилось то, что он рассказал, тогда да: я готов предоставить его в ваше распоряжение.
— И никаких условий?
— Никаких.
Джек прищурился.
— Почему я вам не верю?
Полковник извлек сигару из коробки с увлажнителем, стоявшей у него на столе, и задумчиво покатал ее между большим и указательным пальцами.
— Я уже говорил это раньше, и скажу сейчас. Вы такой скептик, мистер Суайтек.
— А я заявил вам во время нашей последней встречи: я не заключаю никаких сделок с кубинским правительством.
— Нас не интересуют сделки такого рода.
— Тогда в чем же заключается ваш интерес в этом деле?
— Мы решили, что с нас хватит и того удовлетворения, которое мы получим, продемонстрировав всему миру, что сын Алехандро Пинтадо был женат на шлюхе и что он убит своим лучшим другом.
— А если я решу отказать вам в таком удовольствии?
— Что вы имеете в виду?
— Что, если я просто откажусь вызвать вашего солдата в качестве свидетеля?
— Я советую вам очень хорошо подумать об этом. Потому что в противном случае Линдси Харт серьезно пострадает.
— Может быть, Линдси желает рискнуть.
— Может быть. Но наверняка есть и другие, которые не могут себе позволить роскошь выбирать. — Он сунул руку в ящик стола и извлек оттуда фотографию размером восемь на десять дюймов. Он положил ее на стол.
Джек всмотрелся в нее. На снимке группа людей на тротуаре наблюдала, как мужчины в темно-зеленой униформе вышвыривали на улицу их вещи. В сточных канавах валялась одежда. Мебель была разломана на куски.
— Что это? — спросил Джек.
— Посмотрите внимательнее, — предложил полковник.
Джек всмотрелся пристальнее и узнал их. Сбоку стояла Фелиция Мендес, женщина из Бехукаля, с которой Джек разговаривал о своей матери. Она рыдала, спрятав лицо на груди у мужа. Все остальные на фотографии тоже плакали, включая двух маленьких девочек, лет примерно шести и восьми.
— Это дом Мендесов, — сказал Джек.
Полковник понюхал сигару, наслаждаясь ее ароматом.
— Да. С сожалением должен сообщить, что они лишились своей недвижимости, купленной на правах аренды. Это случилось только вчера. Тринадцать человек, и жить им теперь негде. Такая досада.
— Вы отобрали у них дом?
— В общем-то, они могут получить его назад. Или, точнее, в ваших силах помочь им получить его назад.
— Вы — сукин сын. Это имел в виду ваш посыльный в Майами, когда говорил, что вы будете обращаться с членами моей семьи, как с gusanos, червями-контрреволюционерами?
— В некотором смысле, да. Разумеется, нам известно, что семья Мендесов не является вашей семьей. Но это хорошее начало.