— Мне понятен ваш скептицизм. Но вы еще не слышали версию Линдси о тех событиях.
— А вы слышали?
— Да.
— И что же?
На лице у Софии не дрогнул ни один мускул, когда она взглянула ему в глаза.
— Вы должны вызвать кубинца, Джек. Он станет свидетелем защиты номер один.
Глава тридцать восьмая
В понедельник утром для охраны порядка у здания суда были приняты дополнительные меры безопасности. Здание было окружено кольцом полицейских автомобилей. В толпе зевак сновали детективы в штатском (одни с микрофоном в ухе, другие и вовсе были неотличимы от обычных людей). Авеню Майами перекрыли полностью, и сотни демонстрантов собрались у заграждений и кордонов, оказавшись так близко к зданию суда, как только им позволила полиция. Они кричали на английском и испанском, но ни на одном языке не прозвучало ни слова в поддержку первого свидетеля защиты.
Атмосфера внутри была не столь наэлектризована, но оставалась, тем не менее, напряженной. Зрителей, как имевших отношение к средствам массовой информации, так и простых обывателей, обыскивали вручную и с помощью электронных средств. Металлоискатели у входа были настроены так тонко, что способны были обнаружить золотую пломбу в зубе. По длинным коридорам сновали собаки-ищейки, вынюхивавшие бомбы и тащившие за собой на поводках своих инструкторов. Через каждые пятьдесят футов стояли вооруженные федеральные судебные исполнители.
Это был именно тот спектакль, которого Джек ожидал. Он волновался по этому поводу весь уик-энд, с того самого момента, как в субботу после обеда позвонил полковнику Хименесу.
— Выступление назначено на утро понедельника, — сообщил ему Джек.
— Очень рад это слышать, — ответил полковник.
Поскольку Джек заранее уведомил правительство Соединенных Штатов в лице судьи о том, что защита может пригласить в качестве свидетеля кубинского военнослужащего, с помощью Государственного департамента был разработан особый порядок быстрой и беспрепятственной доставки этого необычного свидетеля в Майами. Если обычному рядовому кубинскому эмигранту за право выезда в Соединенные Штаты понадобилось бы заплатить кубинскому правительству сумму, равную примерно пятилетнему заработку, то для того чтобы ровно через сутки именно этот солдат-кубинец оказался в Майами, потребовалось всего лишь благословение Кастро. Но Джека все равно одолевали сомнения. Действительно ли солдат прибудет? Не станет ли он беженцем-дезертиром, ступив на землю Соединенных Штатов, не откажется ли от своих показаний и не растворится ли на свободе? Эти сомнения не покидали его на всем пути в зал заседаний.
Но, как бы то ни было, он понимал, что ждать осталось недолго.
Джек поднялся с места и заявил:
— Ваша честь, защита вызывает рядового Фелипе Кастильо.
В зале суда начался сильный шум, и с галерки донесся нестройный гул сердитых выкриков.
— Порядок! — воззвал судья, стукнув по столу молотком.
Выкрики продолжались на быстром, как пулеметная очередь, испанском. Каждый из орущих хотел крикнуть что-то свое, и для Джека все возгласы сливались в неподдающийся расшифровке шум. Но он достаточно хорошо знал испанский, чтобы понимать, что ему не кричат: «Давай, защита, вперед!»
Федеральные приставы незамедлительно приструнили разошедшуюся публику. Какие-то мужчина и женщина мирно прошествовали к выходу. Еще на троих мужчин пришлось надеть наручники, и из коридора, куда их вывели, еще некоторое время доносились протестующие крики. Одни присяжные с испугом наблюдали за арестами, другие не сводили глаз с Джека и его клиентки, словно говоря: «Как вы посмели!»
В зале заседаний по-прежнему громче обычного переговаривались и топали ногами, но судья быстро навел порядок, ударив по столу молотком и резко заявив:
— Достаточно. Еще одна такая выходка, и я удалю из зала суда всех, кроме представителей средств массовой информации.
В зале воцарилась тишина, но напряжение ощущалось во всем.
— Пристав, — распорядился судья, — пригласите свидетеля.
Пристав подошел к боковой двери, открыл ее и проводил молодого латиноамериканца в зал суда. Тот был одет в штатский костюм с галстуком, как будто это могло помочь унять страсти. Линдси стиснула руку Джека. Зрители подались вперед. Присяжные надменно выпрямились на своих местах. Создавалось впечатление, будто все присутствующие вдруг осознали, что на их глазах вершится история или, по крайней мере, происходит нечто такое, о чем можно будет вдоволь поговорить на вечеринке с коктейлем.