— Как ты можешь слушать такую дрянь? — возмутился он.
— Что ты имеешь против?
— Ничего, если тебе нравятся песни, где чаще всего рифмуется «…твою мать».
— Я хочу сказать, что этому миру нужна еще одна долбанная песня о том, что стоит дать себе еще один маленький шанс, немного потанцевать и немного пофлиртовать.
Джек обдумал его слова. Может быть, малый все-таки был в чем-то прав. Может быть.
— Я привез тебе ленч, — сообщил ему Тео, передавая Джеку пакет.
— Благодарствуйте, — откликнулся Джек, разворачивая его. — Что это?
— Спецзаказ от Фелипе Кастильо.
Джек откусил от своего кубинского сэндвича — ветчина, свинина, сыр и пикули на кубинском хлебе, соединенные вместе в автомате для изготовления сэндвичей.
— Очень смешно, Тео.
— Как прошло сегодняшнее утро? — поинтересовался тот.
— Не знаю. Мне кажется, мы сделали ошибку, выставив в качестве свидетеля солдата Кастро.
— Скорее всего, ты прав.
— О да. Серьезная ошибка, Джеки. Из разряда тех, что сделал Наполеон, устремившись к Ватерлоо, Гитлер, повернув свои танки против России, или Дастин Хоффман, собравшись посмотреть портрет Илейн.
— Дастин Хоффман что?
— «Выпускник», тупица. Помнишь, когда миссис Робинсон спрашивает у Бенджи, не хочет ли он подняться наверх и взглянуть на…
— Я видел это кино. Ты сравниваешь художественный фильм с военным решением, которое, вероятно, стало поворотным во Второй мировой войне?
— Нет. Но я не думаю, что кубинский солдат в Майами представляет собой потрясающее зрелище. Так что придумай что-нибудь другое.
— Ты хочешь дожить до того момента, когда увидишь, как я чешу в затылке? Ты поэтому так умничаешь?
Автомобиль остановился на светофоре. Это была поездка в никуда, они всего лишь ездили по кварталу, чтобы поговорить наедине, прежде чем Джек вернется в здание суда. Тео взглянул на Джека и заявил:
— Я добился некоторого прогресса с твоим «мустангом».
Джек открыл пакетик с жареной картошкой.
— Ты шутишь?
Лицо его приятеля хранило совершенно серьезное выражение.
— Я могу шутить насчет секса. Я могу шутить насчет смерти. Я шучу обо всем на свете. За исключением автомобилей.
— Что ты обнаружил?
— Я нашел парня, который поджег твою тачку. Какой-то сморчок-проныра. Даже не кубинец. Ему плевать на Кастро.
— Тогда почему он сжег мою машину и написал на тротуаре «Поклонник Кастро»?
— Потому что кое-кто приказал ему сделать это. Нанял, я бы сказал.
— Кто?
— Еще не знаю.
— Он тебе не сказал?
— Он бы признался во всем, если бы знал. Это был допрос с пристрастием. Но малый по-прежнему не сказал мне, как зовут его нанимателя.
Джек поморщился при мысли о том, что могло означать выражение «с пристрастием». «Лучше не знать». На светофоре зажегся зеленый свет, и Тео свернул за угол, направляясь обратно к зданию суда.
— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — спросил Джек. — Некая антикастровская группировка наняла его через посредника? Чтобы запугать меня и заставить отказаться от мысли представить суду в качестве свидетеля кубинского солдата?
— Я не уверен в том, что это была антикастровская группировка.
Джек проглотил последний кусочек сэндвича.
— Тогда кто? Ты думаешь, что антикастровское послание было всего лишь для отвода глаз? Чтобы все подумали, будто это работа какой-то группы беженцев?
Тео подрулил к тротуару. Они остановились в полуквартале от здания суда, настолько близко, насколько это позволяли повышенные меры безопасности.
— Может быть, и так.
— Да кому еще может быть не все равно, появится кубинский солдат в зале заседаний или нет?
— По-моему, ты неправильно ставишь вопрос. Может быть, его следует задать таким образом: кто еще попытался бы запугать защиту настолько, чтобы она не вызвала своего лучшего свидетеля?
— Или еще точнее: кто еще был бы просто счастлив увидеть, как Линдси Харт казнят за убийство Оскара Пинтадо? — подумал вслух Джек, потом скомкал бумажную обертку от сэндвича. — У тебя есть какие-то ниточки?
— Только одна, но зато хорошая. Люди, которые наняли этого маленького пироманьяка, заплатили ему не наличными.
— Только не говори мне, что они выписали чек.