Теперь по вечерам гриффиндорцы, включая даже Рона, читали для Гермионы свои лекции. Но их терпения хватало только на пару вечеров, отчего девушка стала раздражительнее чем раньше. Как следствие, студенты не изъявляли желания читать ей конспекты больше одного раза, и даже профессор МакГонагалл не имела никакого права требовать от студентов других факультетов того же самого. Пара наиболее сострадательных к ее положению равенкловцев предложили написать за нее домашнюю работу, но, допустив пару неточностей и позже выслушав ее нотации по этому поводу, отказались помогать ей снова.
Большинство студентов Равенкло заметили, что гриффиндорцы избрали довольно жалкую тактику в отношениях с Поттером - при любом удобном случае они только и говорили ему что-то вроде «Преобладай на этим», «Все в прошлом, мы должны идти дальше». Равенкловцы, ну, или по крайней мере большинство из них, избрали другую тактику. Они не были экспертами в области чувств, как пуффендуйцы, которые также игнорировались Поттером, но были согласны с ними с одном. Прощение, если оно вообще будет, должно быть решение Поттера, а не их. Никто не может злиться вечно, если постоянно не злить человека, и гриффиндорцы именно так и поступали. Единственный человек в школе, который мог относительно нормально поговорить с Поттером, была Луной Лавгуд. Но, как кто-то метко сказал, она не поймет, что началась зима, пока ее не засыплет снегом.
* * *
В среду, в конце Трансфигурации, МакГонагалл объявила:
- Мистер Поттер, я попрошу вас остаться. Мистер Криви, передайте профессору Хагриду, что мистер Поттер задержится.
Вздохнув, Гарри прислонился к стене.
Как только студенты вышли, профессор продолжила:
- Директор попросил вас зайти в кабинет, мистер Поттер.
- Когда? - спросил Гарри, подсознательно настроившись на неприятности.
- Сейчас.
По пути к кабинету Дамблдор, Гарри поинтересовался:
- Как думаете, о чем он хочет поговорить?
- Директор не счел нужным посвятить меня в это, - решительно ответила МакГонагалл.
«Вероятно, хочет заставить меня отказаться от клятвы», - с иронией подумал Гарри, стоя перед горгульей.
- Перечные чертики, - горгулья резво отпрыгнула в сторону, услышав пароль.
Поднявшись по лестнице, и стоя перед дверью, Гарри боком прислонился к стене в ожидании. Ему было любопытно, сколько времени потребуется, чтобы терпение Дамблдора закончилось, и он сам открыл дверь. Поттера не волновало, даже если бы пришлось простоять так весь день - в любом случае, никаких иных дел у него не было. Если чему Азкабан и учил, так это терпению.
Взглянув на часы, когда дверь отворилось, он понял, что прошло всего пятнадцать минут.
- Входи, Гарри, - пригласил Альбус, кладя обратно на стол волшебную палочку.
- Мистер Поттер, - напомнил парень.
- Входите, мистер Поттер, - настроение Альбуса слегка упало.
Гарри присел на наколдованный стул и снова замолчал.
Взмах палочкой - и на столе появился горячий чайник. Взяв в руки чашку, Альбус предложил:
- Не хотите немного чаю?
Гарри отрицательно помотал головой, продолжая вглядываться в картину Финеаса.
Дамблдор медленно пил свой чай, ожидая, пока Гарри начнет говорить. Несмотря на то, что заставил его открыть дверь, Альбус помнил, что мальчик был нетерпелив. Только с возрастом и опытом человек набирался терпения.
Шла уже вторая чашка чая, а Гарри все так же смотрел на Финеаса. Тот уже несколько раз пытался поговорить с парнем, говоря ему посмотреть на что-нибудь еще, но все впустую.
Наконец, терпение самого непопулярного директора Хогвартса лопнуло, и, попытавшись уйти с картины, он понял, что не может. Повернувшись к директору, он потребовал: «Дамблдор, заставьте его освободить меня!»
- Вы о ком, Финеас? - с недоумением спросил тот.
- О Поттере. Из-за него я не могу уйти с картины.
- Мистер Поттер, вы сделали это?
- Да.
- Но почему?
- Частично из-за того, что мне не нравилось, как он на меня смотрит, частично потому что мне хотелось попробовать это сделать, - взглянув на директора, ответил Гарри.
- Почему вы это сделали, мистер Поттер? - повторился Альбус.