— Так кто велел извлечь пулю и обыскать труп?
— Савостьев, — выдохнул врач, закатывая на Лёвке рубашку.
— Начальник городской… — изумлённо начал Колька.
— …полиции, — раздалось от входа. Вошёл Полоцкий — бесшумно вошёл, один, без оружия (в коридоре слышался шум). Смерил Славку взглядом (перед этим скользнув глазами по Кольке) — Муромцев подобрался, таким Колька его никогда ещё не видел.
— Именем Огня, брат, — обронил министр непонятную фразу. — Помни.
— Во имя Огня, брат! — выпалил Славка, став сейчас ужасно похожим на полувзрослого волчонка, которого одобрительно толкнул носом после охоты большой и сильный вожак, непререкаемый авторитет. — Я помню.
Министр улыбнулся — коротко, но очень ярко, как будто щёлкнула на весь мир ослепительная вспышка.
9.
В блокноте оказалась схема — стрелки, кружки, имена, фамилии и адреса. Колька увидел это мельком, блокнот забрал Полоцкий. Но уже было ясно, что Санька погиб, потому что выполнил задание своего командира — сделал то, что обещал на большом совещании Лёвка. Однако, видимо, действовал он слишком прямолинейно и слишком понадеялся на тактику "одинокого волка" — и был убит, уже когда возвращался в Верный. То, что собранные им материалы не пропали, было просто чудом — за его блокнотом велась спешно организованная, но бешеная охота, даже гигантская по масштабам драка на окраине и покушение на Бахурева были организованы лишь с целью отвлечения.
Начальника полиции Верного Савостьева арестовали тем же утром. Он сумел уцелеть во время масштабной чистки за несколько месяцев до этого, потому что ни с кем из арестованных тогда не был связан — глубоко законспирированная сволочь, которой двигала, видимо, ненависть к Бахуреву и Империи, в его представлении олицетворявшим крах привычного и удобного мира… А в штабе "Охотников" воцарилось оживление, граничащее с умоисступлением. В каком-то смысле, веселье было кощунственным, потому что парень, добывший сведения, сейчас лежал у себя дома в ожидании похорон.
Вот только едва ли даже он сам посчитал бы свою жизнь более ценной, чем добытые им и спасённые товарищами сведения.
Колка сначала ликовал вместе со всеми, но потом как-то резко устал. Заболела голова, начало ломить левую руку. Он вяло подумал, что уже давно нормально не высыпается, выбрался из помещения штаба и, пройдя коридорчиком, улёгся на диван в тупичке — на нём отдыхали сменные дежурные, как правило. Уснул он почти мгновенно…
…Ему снился странный сон. Он шёл по тропинке к дому — хутору-пятистенку с надворными постройками, с баней. На крыльце стояла женщина, и Колька остановился.
Это была его мать. Одетая в рабочие джинсы, плотную рубашку — как на немногочисленных фотографиях в альбоме.
— Здравствуй, ма, — сказал Колька, подойдя ближе.
— А я тебя ждала, — она спустилась навстречу и положила руки на плечи юноши. — Как ты вырос…
— Да, наверное, — он улыбнулся. — Я очень устал, мам…
— Я думала, ты уже никогда не придёшь, — женщина обняла его. — Что ты совсем забыл с друзьями обо мне.
— С друзьями… — Колька усмехнулся. — Какие там друзья…
— Пойдём домой, — пригласила женщина.
— Разве это наш дом? — удивился Колька.
— Конечно. Я приготовила баню, — она пошла через двор к банной пристройке.
— Баню? — удивлённо пробормотал Колька, идя следом.
— Входи, сынок, — послышалось из чёрного дверного проёма — а Колька и не заметил, как мать вошла туда… Он сделал ещё несколько шагов и вдруг понял — над крышей под новеньким осиновым гонтом, над трубой из серого сланца — нет дыма. — Входи.
Сердце Кольки остановилось.
Он вскочил с дивана, ещё не открыв глаза — и рухнул на него обратно, жалобно взвизгнули пружины. Колька был весь в поту, сердце колотилось в неверном, рваном ритме, медленно возвращалось осознание реальности мира вокруг. Не закрывая глаз — было страшно — он откинулся на мягкую спинку, дыша открытым ртом, как выброшенная на берег рыба.
— Колька где? — послышалось в основном коридоре. — Стрелкова не видели? Ветерок куда провалился?!
— Я тут! — поспешно ответил, почти выкрикнул, Колька, избавляясь от цепкого ужаса, оставленного странным сном.
— Спишь, что ли? — осведомился, появляясь из-за угла, Митька Шеин. — К тебе тут делегация с окраины. Оттуда, из развалин.
— Ко мне? — искренне удивился Колька. — И именно делегация?
— Ну, ты же у нас по работе с ними…
— Я не "у вас", — жёстко прервал его Колька, вставая. — Пусть их проводят в аппаратную, я иду туда.
— Не давай им колоть орехи монитором, — хмыкнул Митька.
— Первобытный юмор, — ответил Колька и потянулся.
Он не спешил, чтобы не вышло так, будто он ожидал их — это было важно. Поэтому, когда он вошёл в аппаратную, трое парней и девчонка уже там сидели — а у дверей стоял дежурный.
— Свободен, — бросил ему Колька и, тут же перездоровывавшись со всеми за руку, оседлал пятый стул. — Ну, с чем пришли? Слушаю всех… а, привет ещё раз! — он узнал в одном из парней того, с которым разговаривал в развалинах. — Так?
Заговорил именно он — неуверенно, поглядывая на своих товарищей:
— Понимаешь, мы… ну, мы как бы делегаты ото всей нашей компании… Нас вообще полста человек, около того. Мы долго решали, потом подумали-подумали — надо к тебе подойти. Короче, мы хотим создать отряд. Там, у нас. Прямо там.
— Пионерский отряд? — Колька нахмурился. — Зачем вам это?
Он спросил без насмешки, с интересом. Наверное, это сыграло свою роль.
— Дома тяжело… ты же сам знаешь. Родители боятся всего, Бахурева боятся, что вернётся, как раньше — тоже боятся. А там… там мы вроде как все вместе, но как раньше — уже тоже нельзя.
Колька молча смотрел на него. В Семиречье пионеры появились, когда Колька был ещё совсем маленьким, первый отряд был создан при имперском сеттельменте, хотя в него принимали всех.
— Почему нельзя? — наконец спросил Колька. Парень ответил почти зло:
— Да потому, что это не жизнь. Всё вокруг расчистят, а мы что… на подкорм к вам пойдём? Дайте нам, а в ответ фик вам? Нечестно это… Если вы нам поможете, то нас сразу больше станет даже, там много кто ещё хочет, но опасаются… Неохота по одному, врозь неохота… сколько нас вот так врозь уже пропало, ты же знаешь сам…
— Знаю, — подтвердил Колька. Задумался, повторил: — Знаю, да… Тогда так. Сегодня в два приходите сюда. Спросите Кольку Райко. С ним и будете говорить. Не со мной. Я — не пионер.
Он сказал это и ощутил странный укол — то ли горечи, то ли злости.
— Савостьева повесят, — Райко положил на стол кулаки. — Это дело решённое.
— Остаётся проблема — мы не знаем, где Степан и остальная его шайка, — недовольно напомнил Славка.
— Может быть, ушли в горы Голодного… — Райко повернулся к Кольке. — Ветерок?
— Да сообщат о них скоро так или иначе, — Колька снова потянулся. — Ну так как с ребятами-то?
— Думаю, "за" будет вся дружина, — ответил Райко. — Пусть приходят, как ты говорил, в два часа.
— Вообще до одобрения совета дружины мы этих разговоров вести права не имеем, — заметил Гошка Климко.
— Да оставь, — махнул рукой Райко. — Переговорим с ними, будет ещё один отряд, совет дружины проголосует "за". Выделим, раз они к нам обратились, звено как инструкторов, поможем на первых порах… Думаю, этот вопрос тоже будет решён… Ну что? Кто куда?
— Я домой, — Колька поднялся. Славка встал тут же:
— Погоди, я с тобой!
— Пошли, — пожал плечами Колька…
… - Осень, можно сказать, — Славка остановился у дверей закусочной напротив городской телефонной станции. — Скоро я уеду…
Колька промолчал, сунулся в окошко, купил два бутерброда с колбасой и сыром, один сунул Славке. Тот, откусив, предложил:
— Приходите сегодня с Элли к нам. Будет пирог…
— Придём, если не расплюёмся, — Колька энергично жевал.