Чудовищная вонь накрыла его прямо в тамбуре. Он был готов к чему-то подобному, но все равно остановился, сдерживая рвоту. Перевел дыхание, закрыл нос локтем и двинулся вперед, не опуская пистолет. Впрочем, пройдя несколько футов, он подумал, что оружие может ему и не понадобиться, а вот мокрая тряпка точно бы не помешала. Книжник постарался отключить эмоции, но не мог этого сделать.
Он шел по могильнику. Полсотни лет здесь держали искалеченных людей, здесь эти люди испражнялись и ели, здесь они умирали, разлагались или превращались в мумии.
Тим шел по проходу, заглядывая в купе, стараясь не глядеть под ноги и не дышать. Под подошвами хрустело и чавкало, и от этих звуков почему-то слабели ноги.
В третьем по счету купе он нашел двоих живых. Два обрубка, два червя с человеческими глазами, копошащихся среди грязи и тлена.
Книжник остановился на пороге, чувствуя, как в груди трепыхается сердце. Именно трепыхается, как попавшая в силок птица, колотится о ребра изнутри, чирикает и дрожит. Он несколько раз невольно всхлипнул, хотя хотел просто вздохнуть.
Но он не колебался. Почти не колебался, просто посмотрел им в глаза и принял решение. Пленники ждали, и он сделал то, о чем они не могли его попросить.
Снаружи выстрелы прозвучали глухо. Один и почти сразу за ним – второй.
Острозубая дернулась и зашипела, под шрамами на скулах заиграли желваки. Толпа, очнувшись, закачалась, зашевелилась, издавая враждебный гул, тронулась было с места… Но в ту же секунду автомат Бегуна плюнул огнем в небо, а через миг дымящийся ствол уже упирался в лоб Хранительнице.
– Ну!
Вождь обвел толпу сумасшедшим взглядом.
– Дай мне повод, сука! – процедил он, уставившись в глаза острозубой. – Просто дай мне повод, и я вынесу тебе мозги!
Книжник в вагоне слышал его голос – хриплый, дрожащий, полный ненависти. Сам Тим не смог бы произнести и звука: спазм перекрыл горло. Ему казалось, что шею сжимает чья-то невидимая костлявая и очень сильная рука, не дает вздохнуть, ломает трахею…
Книжник вывалился в коридор и оперся плечом о грубую решетку окна. Со лба потоком лился пот, он попытался смахнуть его рукой и едва не рассадил себе голову пистолетом. Пальцы свело судорогой на рубчатой рукояти, острая боль гуляла по сухожилию – от кисти до локтя.
Он с трудом переставлял ноги, но шел – дело надо довести до конца. Не получится всю жизнь не пачкать руки. Беспощадный сжалился над ним, и Тим перестал слышать запахи. Воздух казался ему стерильным, главное – не задумываться.
Высохшее тело в желтом комбинезоне он нашел в середине вагона. Покойник сидел на полу, уронив голову между ног. В прямом смысле слова – создавалось впечатление, что его сломали надвое. Шлем, уткнувшийся в пол возле колен, по-прежнему был пристегнут к металлическому шейному кольцу.
Книжник присел на корточки, осматривая снаряжение мертвеца.
Цвет ткани комбинезона чела определялся крайне условно: грязно-желтый. Все было покрыто каким-то очень густым и липким налетом непонятного происхождения. Такой же серо-черный налет всплошную покрывал стекло защитного шлема, скрывая от посторонних глаз содержимое.
Тима не тянуло заглядывать вовнутрь. Он заранее знал, что там увидит.
Еще один покойник в защитном комбинезоне обнаружился в следующем купе. Рядом с ним копошились два живых обрубка: герла с наполовину сгоревшими волосами и ожогами на лице и чел, скорее всего попавший сюда недавно. Он еще не до конца потерял разум и, увидев Тима, задергался, замычал, открывая рот, в котором шевелился синий обрубок, и протянул Книжнику остатки рук.
Тиму показалось, что он никогда не поднимал ничего тяжелее пистолета.
– Пусть Беспощадный примет тебя, – прошептал он, нажимая на курок.
И в этот момент чел улыбнулся своей смерти. Рука Книжника дрогнула, и пуля, направленная в лоб калеки, ушла левее. Кусок свинца попал челу в глазницу, но не убил наповал, а вышел наружу вместе с височной костью. Чел не крикнул, не завыл – он продолжал улыбаться.
И Книжник выстрелил еще – на этот раз точно. И еще – на всякий случай. А потом Тим застрелил герлу – в упор, в затылок, чтоб наверняка.
Лицо Тима обдало теплыми брызгами, и он смахнул их рукавом.
– Пусть Беспощадный примет тебя, – произнес он одними губами. – Пусть Беспощадный будет к тебе милосерден.
Снаружи хлестко ударил выстрел, за ним еще один, потом короткая автоматная очередь. Бегун что-то пролаял своим страшным голосом. Кто-то завизжал, но визг оборвала пуля. И стало тихо.