Анчар же тянул внутрь, оглядываясь на людей. Наконец раздраженно рявкнул, призывая не стоять столбом. Катерина достала «ТТ», спрыгнула в окоп, старшина снова остановил:
– Погодите, мало ли. – И пустил Анчара на коротком поводке внутрь.
Тот снова разлаялся, но радостно, с повизгиванием – овчарка сообщала, что опасности нет. Прошли внутрь – Кашин, потом Введенская, – согнувшись, миновали небольшой коридор, очутились в довольно просторной камере с амбразурой. По стенам на двух плечиках были развешаны вещи: платья, косынки, чулки и прочее, под ними стояла обувь. Третье платье, с беленьким кружевным воротником, валялось у входа, тут же лежали белье и чулки. Кашин, обернув платком крохотный ботинок, поднял его.
К горлу подкатило, Катерина, сглотнув, сделала вид, что закашлялась, отвернулась, зло куснула руку – не хватало еще прилюдно опозориться. Старшина, деликатно отвернувшись, достал из кармана кулек, из него – кусок сахару и премировал собаку.
Продышавшись, Введенская с деланым и потому глупо выглядевшим спокойствием попросила:
– Павел Иванович, прошу вас доставить сюда группу и, главное, понятых.
– Давайте лучше вы. Вдруг вернется.
– Выполняйте.
– Есть.
Катерина, оставшись одна, немедленно вышла на воздух, как следует продышалась и вернулась внутрь. Глупо харчи метать, когда настигает большая, колоссальная удача!
Наверняка это его тайник. А раз так, то есть надежда обнаружить конкретные следы. Как удачно, что на этот раз она прихватила нормальный фонарь и можно задействовать обе руки – пусть делать этого не хотелось.
Катерина повозилась в том, что валялось у порога. «Почему эти вещи тут, не развешаны? Наверняка это вещи последней жертвы. Почему их он бросил? Торопился? Кто-то спугнул? Вот кое-что, следы – эксперты проявят, проверят… ага! Вот и оплошность, глупость! Только… где же футляр?»
Футляра-то скрипичного и не было.
…Когда, завершив дела, добрались до Петровки, замначальника МУРа, грозный Китаин, немедленно потребовал Введенскую к себе.
– Что у тебя с этим Чертовым прудом? – И, едва дослушав доклад, недовольно предписал: – Думай, Катерина. Думай.
Она смиренно призналась:
– Думаю, товарищ полковник.
– Усерднее думай. Дело на контроле, заменить тебя некем.
– Понимаю.
– Не уверен, что понимаешь. Даже если и понимаешь, этого мало. Еще одна жертва, ребенок, в том же квадрате, а результатов нет.
– Так точно.
– Жертва должна стать последней.
– Согласна.
– Тебя никакой черт не спрашивает, согласна ты или нет… Соображения?
– Немедленно распространить уведомление по городу, предписать на местах повысить бдительность и соблюдать осторожность.
– Кому предписать?
– Прежде всего участковым. Наряду с этим родителям, педагогам, девочкам тринадцати-пятнадцати лет, как наиболее возможным объектам посягательства.
– Логично. Дальше.
– Организовать общественное патрулирование. Участковым – обойти кварталы, школы, провести беседы с родителями, педсоставом, проработать, напомнить о бдительности.
Помолчав, полковник признался:
– Огорчаешь, Катерина. Я от тебя умных вещей ждал, а ты такое городишь, что уши вянут.
– То, что я предлагаю, – первоочередные мероприятия…
Китаин поднял ладонь. Введенская замолчала, и начальник ласково объяснил:
– Никому ничего сообщать не надо. Вся Москва и так гудит: по Сокольникам бегает душегуб, юных гражданок грабит, убивает, насилует. Или в другом порядке, в зависимости от испорченности рассказчика. Так что работу по просвещению населения смело можем оставить. Согласна?
Введенская, набрав побольше воздуха, выдала:
– Не согласна.
Полковник удивился. Сначала даже решил, что послышалось, поэтому переспросил. Но Катерина твердо повторила, что не согласна.
Китаин попытался уточнить причины бунта:
– В связи с чем не согласна?
– Патрулирование и содействие общественности необходимо, пока не будет твердой уверенности в том, кого именно мы ищем. И содействие должно быть повсеместным, поскольку не можем предсказать место следующего нападения.
– Если он знает, что его тайник в Сокольниках обнаружен, то, скорее всего, ляжет на дно, чтобы переждать.
– Так точно. Но, как только станет известно о задержании подозреваемого в убийстве Любы… полагаю, что в больнице уже сменились дежурные и слух уже идет.
– То что?
– Настоящий убийца может, успокоившись, проявить себя.
– Дальше.
Катерина, плюнув на риторику, повторила: