К этому времени в Германии была создана полулегальная организация, занимавшаяся отправкой евреев в Израиль. Сотрудники организации разыскивали евреев, переживших войну, уцелевших в лагерях уничтожения.
Деятельность этой организации финансировалась американцами, а ее филиалы были созданы во всех европейских странах. Прежде всего и как можно быстрее в Израиль должны были переселиться молодые евреи, пережившие Холокост.
Сотрудники организации вступили в контакт с моей матерью.
«В Израиле у тебя есть будущее», — говорила она. — «Там мы, наконец, сможем снова жить, как нормальные люди. Разве ты сможешь когда-нибудь забыть, что здесь сделали с нами?»
Нет, видит Бог, я никогда не смогу забыть это. Но разве я смогу забыть Карла Хотце и его жену? Разве я смогу забыть Лону, старого Редлиха и моего друга Рольфа, сестер Нихоф и Мартхен Шеве? Даже Людмила Дмитриева, даже мамаша Тойбер рисковали очень многим. И неважно, по каким мотивам. Теперь мне ничто не мешало жить здесь, в этой стране, но я очень хотел увидеться с братом. И от мысли, что я увижу его первым, у меня замирало сердце.
«Я закончу здесь дела и приеду следом за тобой», — обещала мать. — «Но для этого потребуется некоторое время. Слишком много труда я вложила в наше предприятие. Не беспокойся, я не оставлю там вас одних».
Нашу группу, в которой было десять молодых людей, посадили в самолет с американскими эмблемами на крыльях. Мы полетели в Мюнхен. В лагере, расположенном неподалеку от города, под руководством американских военнослужащих мы прошли основательную спортивную подготовку. Американцы по-дружески обращались с нами. Однако я уже был по горло сыт оладьями с кленовой патокой, которые ежедневно подавались к завтраку. Кроме того, нас кормили и другой типично американской едой, хотя и очень питательной, но не пришедшейся мне по вкусу. Впрочем, после длительных занятий спортом хотелось есть, и поэтому я не слишком привередничал.
Зато когда мне в руки сунули списанный американский автомат, я взбунтовался. Меня поддержал датчанин из нашей группы, с которым я подружился. Он очень смешно говорил по-немецки. Звали его Эдди Фихтман. Эдди был небольшого роста, очень мускулистый, с черными как смоль волосами, такими же черными глазами. На датчанина он совсем не походил. Из солидарности со мной Эдди тоже не захотел учиться стрелять из автомата.
Когда я закричал, что меня уже тошнит от войны, что никакие силы не заставят меня взять в руки оружие, Эдди зааплодировал. Американец, обучавший нашу группу стрельбе из автомата, успокаивающе поднял руку. Хотя я был уверен, что он не понял и половины из того, что я сердито кричал ему, он, видимо, согласился с нами и не возобновлял своих попыток.
Из Баварии, входившей в американскую зону, нас перевезли во Францию, в Марсель. Там нас должны были посадить на корабль. Эта отправка тоже происходила без разрешения англичан, и французов приходилось уламывать.
Поэтому корабли, на которых мы должны были плыть, стояли на якоре в открытом море далеко от берега, прежде чем им разрешалось войти в гавань.
Нас разместили в бараке недалеко от гавани и одели в форму защитного цвета. Целыми днями мы томились от безделья.
Однажды вечером Эдди уговорил меня прогуляться по территории старой гавани. Добраться до этой гавани было просто. Нам хотелось осмотреть знаменитую церковь Святой Девы. Мы отправились в путь как были, в нашей полувоенной форме. Перед отъездом мать купила мне очень красивые позолоченные часы. На руке у Эдди были большие часы-секундомер, привлекавшие всеобщее внимание.
Старая гавань была безлюдна. Но вдруг, как из-под земли, перед нами появились — то ли из пустующего складского помещения, то ли из-за лежащих неподалеку штабелей колючей проволоки — двое парней довольно угрожающего вида.
Показав на наши часы, парни вначале как будто миролюбиво спросили нас о времени. Лишь когда один из них вплотную подошел ко мне и с невозмутимым видом захотел снять часы с моего запястья, мы сообразили, что им от нас нужно. Я тут же отступил назад. Эдди встал между нами, но парень оттолкнул его. Тут я увидел второго парня, направлявшегося к Эдди.
Второй, державший в руке тонкий железный прут, указал им на секундомер Эдди. Видимо, оба парня, пожелав завладеть часами моего друга, совсем забыли про меня. Парень с железным прутом уже протянул руку к часам Эдди, как вдруг оказался лежащим на земле. Он озадаченно уставился на отлетевший в сторону железный прут и попытался подняться.