Многодневный путь в холодных, промерзших теплушках — позади. Смертельно усталый, полуголодный, он ходит по центральным учреждениям. Просит, доказывает, требует. Его встречают по-разному: одни внимательно выслушивают просьбу, сочувствуют, другие отмахиваются: «Семеновцы? Банда? Полноте, батенька. Это же не японцы». А ответ всюду одинаков: «Помочь не можем. В России десятки фронтов…»
Он знает, что слова эти не отговорка. Война идет всюду: на западе и на юге, востоке и севере, и республика, встающая из развалин нищей страны, только собирает силы. Помочь лазовцам может сейчас только один человек.
Бак идет в Кремль, предъявляет мандат, добивается приема у председателя Совнаркома. Докладывает Ленину о положении в Сибири, нуждах фронта и просьбе Лазо. Из Кремля он уходит окрыленный. Владимир Ильич распорядился выдать сибирякам все необходимое снаряжение.
Встреча с Лениным дала молодому командиру новый заряд сил. С утра и до ночи он хлопочет на складах, железнодорожных станциях, отправляет на фронт пушки, снаряды, автомобили. Но полностью справиться с задачей и вернуться в штаб Лазо не успел: дорогу в Сибирь перерезали белочехи…
Борис Бак просит послать его на Восточный фронт, на Урал, ближе к своим. Однако получить назначение не так-то просто. В Москве его не знают, а кое-кого бывший прапорщик настораживает. Приходится самому представлять себя. Собственная биография кажется ему незначительной, заурядной. Да и что выдающегося в ней может быть, если тебе от роду только двадцать. Сын бедняка, из милости, на казенные деньги принят в техническое училище. Едва закончил его, призвали в армию. Попал в Царицын, в учебный батальон. Оказался в среде близких по духу, революционно настроенных бывших студентов. В батальоне чувствовалось влияние большевиков: солдаты поддерживали связь с рабочими города, читали и распространяли прокламации. Все это сказалось в феврале семнадцатого, когда пал царизм. Солдаты учебного батальона единодушно встали на сторону большевиков. Принимали активное участие в революционных событиях, вылавливали и разоружали полицейских, несли охрану города. Батальон, оказавшийся под влиянием ревкома, был серьезной помехой военным властям. Его расформировали. Борис Бак в числе других под благовидным предлогом (на учебу) был отправлен в Иркутск, в школу прапорщиков.
Стать офицером? Изменить революции? Предать все то, о чем так горячо спорили и мечтали? Нет, на это он не согласится, если даже придется пожертвовать жизнью. Взволнованный, решительно настроенный оставить школу, он пришел в Иркутский комитет РСДРП. А вышел… с заданием вести конспиративную работу среди юнкеров. Из памяти не выходили слова секретаря комитета: «Революция, дорогой, это не только саблей махать. Не вредно пораскинуть умом. Знать, кто тебе друг, а кто враг, уметь бороться с ним…»
В чужой среде юнкеров он чувствовал себя поначалу скованно. Потом осмотрелся, стал изучать людей. Из надежных товарищей — солдат, бывших студентов сколотил большевистскую группу. Помогал товарищам разобраться в революционных событиях, в лицемерной политике правительства Керенского. Непозволительная деятельность юнкера Бака стала известна начальнику школы. Его арестовали и отдали под суд. Это событие вызвало открытое выступление революционно настроенной части будущих прапорщиков. Власти не решаются в такой обстановке вынести обвинительный приговор, и Бака освобождают из-под ареста…
Вот и все, что он мог о себе рассказать. Бак получает желаемое назначение. Едет на Урал. Здесь в сложной обстановке проявляются его лучшие качества — боевого командира, организатора и пропагандиста.
Он работает в штабе и по долгу службы бывает на самых ответственных участках фронта. Руководит операциями и ходит в бой, наводит порядок на забитых железнодорожных узлах и организует снабжение красноармейских частей. Не хватает оружия — Бак едет на ижевские заводы. От имени командования обращается за помощью к партийным организациям, рабочим коллективам. Он видит, как трудно заводским товарищам: не хватает рабочих рук, оборудования, металла. Но кому в Советской России сейчас легко? Бак выступает на собраниях, идет в цехи, к тем, кто делает винтовки. Настойчивость молодого командира, кипучая энергия, которой в другое время хватило бы на пятерых, побеждают. Рабочие остаются у станков на вторую, третью смены и дают фронту необходимое.
Еще труднее оказывается доставить обоз с винтовками на фронт. На пути чуть не ежедневные стычки с бродячими бандами, а достать несколько вагонов на станции сложнее, чем выучить китайскую грамоту. И, может, другой отступил, смирился бы с тем, что, кажется, невозможно простыми человеческими усилиями превозмочь. Он не сдается. Ищет и находит выход, вовремя доставляет оружие на фронт.
Товарищи поздравляют его, благодарят. Такое задание не каждому по плечу. Смущаясь, он отшучивается: «Революция — это не только саблей махать». Шутка оказалась пророческой. Он просится на передовую, а его назначают начальником одного из управлений фронта.
Заканчивается гражданская война, и Бориса Бака партия направляет в органы ЧК. Ему двадцать два, но за плечами уже солидный опыт партийной и военной работы. Он заместитель председателя ЧК сначала в Томской, затем в других губерниях Сибири. Новая работа поглощает его целиком, он отдается ей всей душой.
Не стало военных фронтов. Однако фронт оставался всюду. Это были разруха и голод, детская беспризорность, спекуляция, диверсии, вредительства. Не справившись с революцией в открытой схватке, враг боролся теперь исподтишка, вредил из-за угла. Революцию по-прежнему надо было защищать. А это не только саблей махать.
Одно время на участке Сибирской магистрали участились крушения. На место происшествия тут же выезжали оперативные группы, тщательно обследовали обстоятельства происшествия. Но возвращались ни с чем. На след напасть не удавалось, диверсанты словно проваливались сквозь землю.
Бак отправился на участок сам. Не в служебном салон-вагоне с впечатляющей охраной, а неприметным пассажиром. Командировочное удостоверение техника управления железной дороги давало возможность, не вызывая лишних подозрений, изучить обстановку.
«Техник» оказался на редкость дотошным. Он побывал на станциях и разъездах, в паровозном и вагонном депо, беседовал с путейцами и движенцами и как-то незаметно стал всюду своим человеком. Даже в артели Тебенькова, где люди держались настороженно, особняком. Скорее всего подействовало то, что «техник» однажды обмолвился о себе как о бывшем офицере, владельце крупного имения. Ведь Тебеньков и его ближайшие дружки — выходцы из крупных кулацких семей. Бак близко познакомился со многими членами артели, несколько суток провел в их доме и вскоре уехал.
Вернулся он с ордером на арест Тебенькова и его приспешников. Банда, действовавшая под видом ремонтных рабочих, спускавшая под откос и грабившая эшелоны, получила по заслугам.
В 1927 году Борис Аркадьевич Бак был назначен полномочным представителем ОГПУ на Средней Волге. Около десяти лет он проработал в Самаре и многое сделал для того, чтобы парализовать действия враждебных элементов, разоблачить вредителей, кулаков-террористов, врагов всех мастей, замышлявших или совершивших злодеяния против молодой Страны Советов. Бак был беспощаден к врагу. Все знания и опыт он отдавал делу. От сотрудников ЧК он требовал партийной принципиальности, тщательного и объективного расследования, неукоснительного соблюдения законности.
Люди, работавшие с ним, рассказывают, как строго следил Борис Аркадьевич за тем, чтобы революционная законность не оказалась формальностью. Однажды в ЧК поступили сведения, что работник Самарского губторга Яковлев в прошлом был агентом охранки. Выяснилось, что до революции Яковлев жил в Балакове, служил приказчиком, считался в городе общественным деятелем и принимал участие в работе местной организации РСДРП. В архивах нашлись документы, которые позволяли сделать вывод, что в 1914 году за революционную деятельность Яковлев был арестован и завербован жандармами. Он имел кличку «Лохматый», регулярно доносил обо всем, что было ему известно о работе большевистского подполья в Балакове и Самаре. Архивные документы свидетельствовали, что Лохматый — довольно ценный агент. Некоторые его донесения пересылались в Петроград. Стала известна даже ставка, которую он получал ежемесячно, — 25—30 рублей.