И с даром совладал.
И был удостоен того самого мрачного:
- Гляди, не подведи…
Вахрустин остался там, не безымянной базе, среди людей, чьи лица стерлись из памяти и наверняка не сами собой. Но… плевать.
Оно того и вправду стоило.
Додумать не позволили, дверь открылась и матушка, войдя на кухню, сказала:
- Я тоже не откажусь от чаю. Молодой человек, будьте столь любезны, помойте руки. И присоединяйтесь. Благодарю за помощь…
Чайник она поставила сама.
И кружки достала, тоже не фарфоровые, потому как здесь и сейчас фарфор совершенно точно не подошел бы. Тихоня, устроившись на другом конце стола, сгорбился, обняв кружку ладонями.
Огромные.
И ногти квадратные. Еще одна деталь.
Главное не увидеть, главное – научиться перестать видеть…
Бекшеев вот, выходит, так и не научился.
Все молчали.
Матушка начала первой. Она села с прямой спиной. И кружку с кипятком поставила напротив. Положила руки на стол, с локтями вместе. Пальцы едва-едва касались оловянных боков. Взгляд её был устремлен на столешницу.
- Он упал уже мертвым, - сказала она, наконец. – Этот мальчик.
- Ты уверена?
Бекшеев осекся и запоздало прикусил язык.
Но заработал недовольный взгляд.
- Само собой, хотя… идем, - она поднялась резко. И кружка осталась на столе. А вот спорить сейчас было бы неразумно. И Бекшеев тоже встал. Поморщился. Не то, чтобы его ожидало что-то новое, но вот до сих пор он не любил покойников. – Это проще показать. И нет, полноценное вскрытие я пока не делала, поэтому можешь не кривиться.
Бекшеев и не собирался. Но возражать не стал. Когда матушка злиться, ей лучше не возражать.
Зима тоже встала.
А вот Тихоня не шелохнулся. Он вообще казался то ли спящим, то ли задумавшимся. Над чем?
Мальчишку укрыли простыней. Матушка сняла её осторожно, словно опасаясь побеспокоить. Бледная кожа. Одежда чуть в стороне кучей грязного тряпья. А вот тело…
- Многочисленные внутренние повреждения, - пальцы матушки коснулись мертвеца. – Позвоночник сломан в двух местах. Количество трещин посчитаю позже. Кости таза. Слева почти в осколки. Ребра. Я напишу подробный отчет. После вскрытия. Руки. И ноги. Раны в принципе соответствуют ранам, полученным при падении с большой высоты.
- Но?
Всегда было это треклятое «но».
- Он полетел вниз головой. Впрочем, это тоже возможно, - матушка обошла тело. – Практика показывает, что часто по положению тела нельзя понять, сам ли человек упал. Приземляются и на ноги, и на грудь, и на спину. И на голову… Здесь большинство ран получены как раз от соударения с твердой поверхностью.
Иногда она дразнила. Нет, не специально. Это не было игрой. Просто матушка смотрела еще раз, опасаясь пропустить что-то и вправду важное.
- Но получены они были уже после смерти.
- Как? – тихо поинтересовалась Зима. – Как вы это поняли?
- Сердце, - рука матушки легла на грудь паренька. – В момент смерти сердце останавливается. И перестает качать кровь по сосудам. Соответственно и кровь тоже замирает. Если говорить просто. И тогда, в случае разрыва сосуда, кровь из него не выливается.
Матушка убрала руку.
- У него множественные повреждения внутренних органов, но кровоизлияний нет. Зато есть вот это, - она повернула голову чуть набок. – Видишь?
И обращалась не к Бекшееву.
Зима подалась чуть вперед. И покачала головой.
- На шее. Вот здесь… к слову, повезло или нет, но на шее повреждений почти нет. И рыбы объесть не успели. Полагаю, тот, кто его убил, надеялся, что тело или утянет в море, или вынесет, но не так рано. В любом случае, еще сутки, и этот след вряд ли получилось бы увидеть.
Бекшеев и сейчас не видел.
А вот Зима вытянулась. И глаза её чуть прищурились. И желтизны в них стало очевидно больше.
- Рана, - синеватый ноготь коснулся краев[1]небольшой царапины. – Ровная. Очень.
- Именно. А еще обрати внимание, - матушка чуть сдвинула края. – Она пробивает стенку артерии, но вновь же на одежде в этом месте нет следов крови. Я смотрела.
Которые должны бы быть, потому как пробить сонную артерию и не изгваздать все в крови – задача невыполнимая.
Все-таки убийство.
Дерьмо.
Вот только этого Бекшееву не хватало.
- Следовательно, рана также была нанесена посмертно, но, полагаю, почти сразу после смерти. Минут пару. Я затем измерю остаточные эманации, хотя с неодаренными сложнее, но, думаю, справлюсь. От них во многом зависит скорость распада тканей. Есть еще кое-что… цвет. Видишь? Он долгое время провел в холодной воде, что позволило телу сохраниться. И не только в воде дело… - матушка повернула голову мертвеца еще сильнее. – Так вот, на груди, на спине его, на руках и ногах кожа одного оттенка, а вокруг раны – она бледная. И обескровленная.
- В… смысле? – Зима отстранилась.
И снова подалась вперед. И черты лица её слегка поплыли. А ноздри дернулись, раздуваясь, вбирая запахи.
- Скажем так. Если оперировать исключительно фактами, то убийца зачем-то высосал из тела кровь. Не всю. Думаю, миллилитров сто, может, чуть больше. Навскидку сложно сказать. Причем сделал это уже после смерти. Что нелогично.
- С живого проще?
- Именно, - кивнула матушка. – Сердце качает. Кровь сливается. Это… известная практика.
И отвернулась, скрывая дернувшиеся губы. А Зима тоже отвернулась с куда большей поспешностью и в другую сторону.
Только он, Бекшеев, остался стоять дурак дураком.
И мальчишка еще лежал вот неподвижно, в потолок пялился. Но с него какой спрос?
- Значит… - Зима вытерла ладони о штаны. – Мишку сперва убили, потом попытались выпить кровь, а когда не вышло, то сбросили со скалы?
- Полагаю, именно так, - матушка быстро взяла себя в руки, и только пальцы коснулись высокого кружевного воротника. – Но вскрытие я все же проведу. Хочу попробовать окрасить ткани. Проверить одну теорию… на это потребуется время. Поэтому пока вот так.
- Спасибо, - Зима поклонилась. И пальцы её сжались в кулаки. А Бекшеев спохватился.
- Как все-таки он умер?
- А я не сказала? Простите… шею ему сломали. Причем весьма ловко, вот, - матушка вновь повернула голову парнишки в другую сторону. – И это определенно не несчастный случай. И не падение.
Ну в этом Бекшеев не сомневался.
А матушка аккуратно прикрыла мальчишку простыней.
- Я… чуть позже займусь подробнее, - теперь она явно оправдывалась, и доказательством тому – легкий румянец на щеках. – Вскрытие – это… долго. А должна зайти та милая девочка, Нина… она так смущалась. И я обещала…
- Конечно, - Зима отступила от стола. – Одежда ведь вам не нужна?
Матушка покачала головой.
- Я заберу.
Могла бы и не спрашивать. Она бы и не стала. У Бекшеева – точно, а вот матушка его, это совсем-совсем другое.
Пускай.
Просто почему-то снова обидно. Как в детстве.
Наверное, прав был князь, когда ты дурак, это надолго.
- У вас старых газет не будет? – Зима не поворачивалась к мертвецу спиной, предпочла втиснуться в угол между столом, на котором лежало тряпье, и стеной. – Надо забрать…
- В участок?
- Ну… не знаю. Ко мне. Там… там у меня много свободных комнат, - она махнула рукой. – Надо… оно вряд ли, но никогда не знаешь, где найдется след.
- Можно и здесь. Здесь тоже хватает свободных комнат. И не только комнат.
Вдох.
И выдох.
- Что думаешь? – легкий поворот головы и взгляд.
- Пока ничего, - Бекшеев подошел. Одежда гляделась грязным мокрым комом, из-под которого расползалась темная лужица воды. – Мало… информации.
- А когда достаточно?
- Не знаю. Больше это от меня не зависит. Раньше я мог открыть окно даже при малом количестве вводных данных. Более того, так и делал. Данных всегда не хватало. А теперь вот.
Кивок.
И ни упрека. Ни уточняющих вопросов.
- Что ж, значит попробуем по старинке. Как-то ж раньше обходились без магов.