Сработало.
Я завела эту колымагу!
Осторожно отпустила педали, вылезла из салона и взялась одной рукой за открытую дверь.
Вячеслав Станиславович Токарев крепко спал под действием сильного препарата. Машина уже заведена.
– Прощайте, Вячеслав Станиславович.
Я сунула руку в карман и достала смятые пакетики от снотворного, бросила их внутрь салона.
Оставалось пролезть внутрь еще раз, чтобы забрать мой стакан с коктейлем. Так и не допила.
Теперь все чисто.
Один пустой стакан и две бумажки от лекарств.
– Чисто.
Я отпила коктейль, захлопнула дверь и вышла на улицу.
Стою и смотрю на заведенную в гараже машину. Еще не поздно все исправить. Я могу выключить двигатель машину и разбудить Токарева. Или просто заглушить мотор. Оставить его спать так?
Но я этого не сделала.
Я закрыла гараж, задвинув ворота, прижимаясь к ним боком или спиной. Тяжелые ворота. Теперь он там, закрыт внутри.
Бензинный бак полон, снотворное подействовало слишком хорошо, а гараж закрыт.
Шанс на выживание минимален.
Жаль мне?
– Уже нет…
Я вздохнула свежий ночной воздух, потянулась на носочках и, допивая свой клубничный молочный коктейль, отправилась домой.
* * *
МЫСЛИ ЮЛИ ПОСЛЕ УБИЙСТВА
Мой план напоминал подбрасывание монеты.
Два варианта: «орел» или «решка» – работает или нет.
Умрет или будет жить.
На каждом из этапов плана я могла все остановить.
На самом деле в какой-то момент, сидя в машине, я вообще не хотела ничего начинать. Я была готова оставить свою идею в прошлом и дать этому человеку возможность жить дальше.
Но он сам определил свою судьбу…
То прикосновение на заправочной станции все переменило во мне. Тогда я, действительно, подумала о том, что он может начать домогаться в гараже, где его ничего не остановит.
Была ли такая угроза?
Я ее чувствовала.
Не знаю, что это было за женское животное чутье самосохранения, но я чувствовала, что он был готов перейти границу.
Во время поездки я наблюдала нездоровый блеск в его глазах. Он сильно нервничал. Говорил обрывками.
В один момент я поймала себя на мысли, что он… болен.
По-настоящему, болен!
Меня не покидало чувство, что я нахожусь рядом с больным человеком, от которого можно ожидать всего, чего угодно.
То прикосновение… тот взгляд…
Тогда я поняла, что должна это сделать.
Перед тем, как встретиться с Токаревым, я попросила отца научить меня заводить двигатель на машине с механической коробкой передач. Сказала, что хочу начать учиться вождению. Купила сильное снотворное. Я часами просидела в Интернете, изучая лекарства одно за другим. В итоге нашла то, что нужно.
Оставалось лишь осуществить задуманное.
При этом ситуация могла повернуться совершенно неожиданным образом. Он мог не уснуть вовсе или не уснуть в нужный момент. Он мог отключиться, пока мы ехали в гараж, и тогда аварии не миновать. Мы могли выйти из гаража, и он мог уснуть по дороге к дому.
Могло случиться сто миллион причин, по которым мой простой и наивный план провалился бы!
Он мог не сработать, а мог…
И сработал.
Токарев не проснулся после той ночи. Его обнаружили соседи по гаражам мертвым в машине. Приехала полиция. Суицид на лицо. Нашли пакетики со снотворным и даже разбираться не стали толком.
Все очевидно.
Я понимала, что меня вызовут на допрос. Могут вызвать. Тогда все надо рассказать таким образом, чтобы оказаться вне подозрений. Я построила историю перед следователем так, что в принципе не находилась в том гараже в тот вечер.
Это сделал он сам.
«Это сделал он сам» – именно эта мысль одолевала меня все чаще.
Одна часть моего сознания понимала, что это именно я убила Токарева, но вторая, спасительная часть, твердила все увереннее, что это сделал он сам.
Скорее всего, так мой мозг защищал меня от безумия.
Я не хотела осознавать то, что натворила, а потому мое сознание выстроило такую защиту.
Но что важнее… я не чувствовала вины. Да, в какие-то моменты мне становилось некомфортно от воспоминаний, но… все заслоняло чувство легкости и свободы.
Мне словно стало легче дышать.
Наверное, кому-то это покажется жутко, но я ощутила эту свободу внутри себя. Спокойствие – вот, к чему я стремилась все это время.
И я это получила пускай даже… радикальными методами.
Убийство вышло вполне… гуманным. Уснул и все тут.
Гореть мне в аду за такое?
Черт с этим адом!
Жить мне как-то легче. Уверена, что пройдет еще больше времени, и я сама все забуду. Буду, как и все, считать этот случай самоубийством.