– Прекрасно, Дора. Вы уходите? – И когда та кивнула, добавила: – Хочу напомнить, что вы должны вернуться не позже полуночи. Желаю вам хорошо отдохнуть.
– Спасибо, сеньора, – сказав это, девушка чуть присела, после чего вышла.
«Где она выучилась этим дурацким приседаниям?» – подумала Ана Мария.
– Сеньора…
– Что такое? – удивилась Ана Мария. – Разве вы еще не ушли?
– Нет, сеньора, сейчас ухожу. Я хотела только сказать, что суп в холодильнике, потому что сегодня очень жарко. И котлеты тоже.
Ана Мария снова взглянула на девушку поверх очков.
– Дора…
– Да, сеньора?
– Что говорят в Сан-Педро о смерти судьи Медины?
– Не знаю, сеньора, но я могу спросить у Хуаниты.
– Я хочу сказать, что думают люди?
– Да я и говорю, что не знаю. Что залезли воры и убили судью. И еще, что, может, это связано с политикой.
– С политикой?
– Ну да, только я не знаю: я в этом ничего не понимаю. Говорят, тут не обошлось без ЭТА.
– А вы сами что думаете?
– Я думаю, в ЭТА идут только очень плохие люди.
– Нет, я хочу спросить: что вы думаете о смерти судьи Медины?
– Ну… я думаю, кто-то заплатил ему долг смертью.
– Да? А с чего вы это взяли?
– Не знаю. Просто я так думаю.
– И вы думаете, убийца живет где-то поблизости?
– В Сан-Педро? Нет, что вы!
– Нет? А почему вы так в этом уверены?
– Да кому ж могло понадобиться убивать сеньора судью, он ведь и сам тут жил?
– Не знаю, всякое бывает…
– Хуанита говорит, убийца знал дом как свои пять пальцев, как оттуда выбраться, и все-все. И она говорит, он скрылся в роще.
– В таком случае… он живет неподалеку.
– Я не знаю, сеньора.
– Кстати, как себя чувствует тетя Хуаниты?
– Да что ей сделается, как ни в чем не бывало. После этого припадка она как второй раз родилась.
Дора запнулась, словно хотела что-то добавить.
– А Хуанита? Наверное, на нее все это тоже произвело большое впечатление?
– Ну, она-то не растерялась. Если бы не Хуанита, тетя прямо там померла бы. Но, по правде говоря, какая-то она будто рассеянная стала.
– Ну, вы же знаете: иногда люди сначала ведут себя обычно, как будто все ничего, а когда худшее позади, что-то у них внутри ломается. Может быть, и с Хуанитой так.
– Да я разве спорю, – поддакнула Дора.
– Прекрасно. Можете идти. До вечера, и желаю вам хорошо провести время.
– Большое спасибо, сеньора. Хорошего вам вечера, сеньора.
Ана Мария задумалась с раскрытой книгой в руках, потом взяла закладку и захлопнула книгу.
– Фернандо…
Фернандо снова зажег свет под портиком.
– Извини, я не заметил тебя и потушил, – сказал он. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да нет, честно говоря, не очень, – отозвалась Ана Мария.
Фернандо с обеспокоенным видом присел на корточки перед женой.
– Нет-нет, к здоровью это отношения не имеет, – ласково улыбнулась она. – Как-то мне тревожно, и чем дальше, тем больше.
– Что такое?
– Да все тоже… Ты сам вчера говорил об этом, когда вернулся из дома судьи, но тогда я не придала твоим словам значения. Зато сегодня ни о чем другом и думать не могу, и мне так тревожно…
– А самое плохое еще впереди.
– Самое плохое? – встрепенулась Ана Мария.
– Ну, сама посуди. Дело ведь не ограничится только подозрением, что убийца может жить где-то здесь, в Сан-Педро, и дай бог, чтобы им не оказался кто-то из знакомых. Просто… – он поколебался, – ну, в общем, ты должна привыкнуть к мысли, что судья де Марко будет всех нас допрашивать; во всяком случае, многих.
– Боже мой, Фернандо, это ужасно!
– Это неприятно, я согласен. Скажи, кто из наших хорошо знал судью Медину?
– Не знаю. Мы встречали его время от времени в гостях, на вечеринках, какие обычно устраивают летом; но хорошо, действительно хорошо, по-моему, его никто из наших не знал, во всяком случае, из тех, с кем мы общаемся постоянно.
– Так. Но мы его видели совсем недавно, помнишь? Как раз за три дня до… его смерти. Это было в доме Района Сонседы, в «Дозорном».
– Ой, а я и забыла. Да, ты прав.
Красно-оранжевый солнечный диск, выпуклый до осязаемости и одновременно недоступный, медленно опускался за горизонт. Он напоминал яичный желток – такие яйца раз в неделю приносила ему Хуанита: они с тетей держали кур. Карлоса эти красные желтки завораживали, он не видел их нигде, кроме Сан-Педро. Заходящее солнце окрашивало редкие белые облачка в розовый, тоже с красноватым отливом цвет. В морской дали четко выделялась линия горизонта. Ничто – ни парус, ни морская зыбь – не нарушало безмятежного спокойствия. Карлос дорожил этими минутами, когда мир кажется особенно прекрасным: небо безоблачно, воздух прозрачен, а жаркое марево от палившего весь день солнца рассеивается как по волшебству, и все вокруг принимает непривычно четкие очертания, а краски, переливаясь в предвечернем свете, проступают во всей их утонченной прелести и первозданности.