Выбрать главу

Остальные ксеноты – это ксеноты, уставшие от существования. Они населяют Затаенный остров, готовясь там к осознанному расставанию с жизнью…

- Кончай, Лиза! – зевнула Эльза. - Ты что не видишь, он тебя не слушает. Он думает смыться от нас подальше. Надо больше его поить, а то вернешься домой без мужика, и над тобой станут смеяться даже крокодобры.

- Да я тут подумал и решил, что попался, увяз мой коготок, - вздохнул я, - Но пока ничего плохого не было, ведь так? И потому я готов на все, только дайте мне слово, что вы меня не обманите. Кстати, Эльза, а где твой избранник?

- Он давно уже готов, - рассмеялась, - к путешествию на Эрну. Думаю, ты с ним подружишься, он хороший малый, хоть и зануда.

- Давайте я утку погрею, она через наши разговоры остыла! – Лиза была рада, что я капитулировал, ради нее, конечно, капитулировал.

Она погрела утку, мы продолжили пиршество. Перед тем, как лечь в кровать, Лиза мне дала каких-то порошков, потом мы отдыхали в джакузи. Не знаю от чего, от джакузи или порошков, в течение ночи, ни Лиза, ни Эльза не могли на меня пожаловаться.

9.

Утром, минут через пятнадцать после завтрака они меня растерли какой-то красно-коричневой мазью, говоря, что она усиливает сексуальные удовольствия и увеличивает время, в течение которых эти удовольствия можно безболезненно получать. Однако по прошествии нескольких дней, я стал замечать, что съеживаюсь, как яблоко на жаре,  кожа становится красноватой, а интеллект временами падает как Пизанская башня. Тем не менее, я понял, что Лиза с Эльзой начали готовить меня к контрабандной транспортировке на Эрну. Воля моя была подавлена практически непрерывным сексом, я перестал говорить, есть, интересоваться политикой и сексом. Но девушек это не волновало, напротив, их радовало, что  превращение меня в безмолвное существо, напоминающее фигурку красного дерева, продвигается как нельзя лучше. Обрабатывали они меня не только снадобьями и мазями, но и вербально, то есть с утра до вечера я слышал, какой я красавчик, паинька, замечательный мальчик, прям настоящий Ален Делон, зайчик, мышонок, суперсамчик.

Да, они называли меня суперсамчиком потому что, когда рост мой достиг 800 миллиметров, член мой оставался по длине неизменным, наверное потому что они его ничем не натирали и не мазали (лишь стенками своих влагалищ и секретами бартолиниевых желез, см. Большую Российскую Энциклопедию).

Честно говоря он, мой пенис, частенько меня смущал. Представьте, что ваш рост с 200 сантиметров уменьшился до 80 сантиметров, а длина члена осталась прежней, то есть относительно ваших новых габаритов он вырос более чем вдвое. Такое соотношение, конечно, влияло на мою психику, я стал даже называть себя «хреном моржовым», а в минуты упадка настроения «моржом хреновым», что меня успокаивало, ведь самоуничижение в какой-то степени умаляет вину человека, попавшего в неприятную ситуацию.

В общем, так я и жил тогда. Хорошо, что маменька с папенькой укатили лечиться от возраста в какой-то санаторий под Ярославлем и не могли видеть во что превратился их непутевый сыночек…

Господи ты Боже мой, во что я превратился! Как-то я стал в обнаженном виде перед зеркалом, и слезы жалости к себе покатились по моим щекам. Передо мной стоял донельзя высохший, казалось, вырезанный из дерева, красный человечек. Член его, казавшийся хвостом, самостийно перебравшимся с заднего плана на передний план, касался пола, покрытого ворсистым ковром. Эти касания причиняли ему боль, и потому при ходьбе он  вынужден придерживать свой пенис, чтобы он не протерся.

Скоро Эльза обрадовала меня, сказав, что мучения мои близятся к концу, так как послезавтра мне будет введена сыворотка, которая обездвижит меня, и я стану как дерево, то есть стану похожим на деревянный африканский божок, весьма популярный на Эрне.

- И долго я буду деревянным? - пропищал я как Буратино, потому что голос мой к тому времени сильно истончился.

- Дня два, - успокоила меня Лиза. – Еще несколько дней уйдут на восстановление твоих параметров, так что эрнянином ты станешь примерно через недельку.

- А документы? Ты сделаешь мне документы?

- Это невозможно при нашей полиции. Ты станешь эрнянином без документов, так что жить тебе придется в подвале нашего дома.

- Ну зачем ты его пугаешь? – возмутилась Эльза. – Мы же быстренько выправим ему документы, в которых будет сказано, что данное техническое устройство экспортировано с Земли и предназначено для ручной мойки посуды и стирки белья?

От ужаса охватившего все мое тело, я чуть было не окочурился. Но Лиза не смогла сохранить серьезность, рассмеялась и сказала, что Эльза шутит. И что единственной трудностью для меня станет освоение нового своего тела, которое, как она говорила раньше, испытает ряд преобразований, прежде чем станет телом эрнянина-мужчины.

Я взял себя в руки - а что мне оставалось делать? – и поклялся, что ни одна женщина с тортиком или без него никогда более не переступит порога моей квартиры. Если, конечно, я когда-нибудь вернусь на Землю

10.

Через два дня Лиза принесла продолговатый ящичек красного дерева. Раскрыв его посереди гостиной, она предложила мне в нем расположиться и поерзать, чтобы можно было удалить возможные неровности, которые могут помешать мне лежать в нем комфортно. Я лег в ящик, поерзал и сказал девушке что все ОК. Вечером у нас был праздничный ужин, мы довольно весело отметили расставание с Землей. Все было хорошо, вот только Эльза, недовольная счастливыми глазами Лизы, почему-то спросила у меня:

- Витя, а почему ты холост? Почему у тебя до появления Лизы, не было женщины?

- Почему не было? Были три…

- И почему у тебя с ними ничего не получилось?

- Как тебе сказать… Понимаешь, все они хотели, чтобы я был… был таким же как вы…

- Как мы?!

- Да. Они хотели, чтобы я менял по их желанию прическу, форму носа, цвет глаз, зарплату, машину, квартиру, дачу. В общем, они хотели, чтобы я был машиной по выполнению их желаний. Чтобы был, когда надо, исчезал, когда надо. А мне хотелось оставаться самим собой.

- Это глупо, - безапелляционно заявила Лиза. - Нельзя оставаться самим собой женившись и нарожав детей.

- Да я знаю, надо быть никем, чтобы быть счастливым… Надо быть пластилиновым и глупым.

- Хватит о грустном, давайте веселиться, - махнула ручкой Эльза. – В жизни нельзя просто жить, в жизни надо идти от одного к другому, а это нельзя делать, не изменяясь…

Поговорив так, мы улеглись спать. Ночь прошла просто замечательно, потому что девушки продемонстрировали мне  кое-какие сексуальные штучки с планеты Марии, естественно, ранее мне неведомые. Не стану рассказывать о них, потому что любой землянин при наличии фантазии сможет эти штучки повторить, то есть изобрести их самостоятельно, если станет, конечно, коротким, как я тогда.

Утром меня, уже совсем одеревеневшего, хорошенько вымыли, то есть обтерли губкой, смоченной в политуре, и чистеньким положили в ящик. Эльза сделала мне инъекцию, с большим трудом вогнав иголку в мой деревянный зад. Затем, попрощавшись со мной, положили в футляр и закрыли крышку. Постепенно, практически ничего не чувствуя, я стал деревянной куклой, летевшей в черном пространстве космоса. Я думал о Земле-красавице с короткими зимами и вовсе без них, думал о доме и речке своего детства, о черешне, росшей за оградой. Какие крупные были у нее плоды! Дед спилил ее, потому что они из года в год доставались окрестным оглоедам. Последняя мысль моя была обращена к мужчинам:  - Никогда не доверяйтесь женщинам, пацаны! Особенно красивым! - такова была соль этой мысли.

11.

Не знаю сколько прошло времени до того, как я начал оживать, Но это не важно, ведь после укола Эльзы я растворился в океане времени, не имевшим ни начала, ни конца. Важно то, что я, живым и здоровым, очнулся в своем ящике, изготовленном для моего перемещения на Эрну. Ящик был закрыт снаружи, и вовне было тихо. Я стал орать во весь голос, но это мало что изменило, однако я продолжал орать, потому что в темноте было страшно, а с собственным ором было не так одиноко. Со временем, силы стали меня покидать и кричать я мог лишь периодически. И вот, на какой-то, уже не помню, день  (засечек, как Робинзон Крузо, я конечно, не делать не мог, ведь было темно и тесно), снизу, видимо из такого же ящика, раздался недовольный голос: