Валерку отправили в город, а старшая меня отчитала: ты слабак, потворщик, нож выбросил. Надо было акт составить и сдать Шматова в милицию, дали бы ему года три колонии, видно зверя по повадке. Если по головке гладить и либеральничать вот как ты, появится в городе второй Шмат, раздевать будет, грабить, а то и убивать. Она была права, на заводе состояла в какой-то бригаде, помогала милиции ловить правонарушителей, но я не мог сдать Валерку в колонию. У меня был дружок на Западной улице, Володя Тюкалов, почти такой же, как Шмат. Он тоже не расставался с финкой. Закон улицы — не выдавать — был законом и для меня. Наверное, поэтому год спустя я пришёл с бедой не к своим вожатым, а к Вовке Тюку. Дерево, как уже было сказано, куда клонится, туда и падает.
16
Пришла Зоя, сестра моя, усталая, худенькая, прошагала по жаре, по пыли 12 километров — мне повестка, завтра в военкомат к десяти. Сказано было — в августе, а сейчас ещё июль не кончился, и мы как раз готовимся к костру. Я предупредил начальницу и старшую вожатую, показал повестку Лиле. Начальница сказала, вечером на полуторке привезут продукты, и мы с Зоей можем уехать в город. После ужина началось что-то непонятное, сначала тихо, потом всё громче, громче — с Лилей что-то стряслось, она заболела. Медсестра не даёт ей освобождения, и Лиля ей нагрубила. Старшая сразу выводы: можно расстраиваться из-за повестки, но не до такой же степени, чтобы падать в обморок. Я тоже так думаю. Тем более, с Лилей мы всё обсудили заранее. Я был уже в роли шефа-курсанта на весь учебный год в 13-й школе.
В дальше совсем скандал — Лиля не вышла на вечернюю линейку. Её отряд выводила старшая, и детвора сразу, конечно, узнала, что Лиля скоропостижно заболела, у неё высокая температура, а вредная медсестра утверждает, нет никакой температуры. После линейки я пошёл к ней в палату, она от меня отвернулась. «Отстаньте вы от меня все!» Надерзила старшей, послала ко всем чертям Машу Чиркову, в один момент со всеми перессорилась. Снова пришла в медпункт скандалить с сестрой и там, в коридорчике упала, ушиблась, на щеке у неё ссадина. Уложили её на топчан, она лежит, и никого не хочет видеть — вот такой поворот. Лежит и твердит одно: всё равно уеду домой без вашего освобождения, уеду и не приеду. Она быстро всех разозлила, как это понять — «всё равно уеду»? Райком нас послал на три сезона, мы обязаны подготовить и провести три прощальных пионерских костра. Я ухожу, а ей ещё целый месяц — ну и что? Неужели в колхозе лучше? «Уеду и не приеду». Если заберут Ваню, сказала ей старшая, дадим тебе один день на проводы, а потом опять в лагерь, как же иначе? Ты комсомолка, а время военное.