— Да. Проводи меня домой.
— Окей, — Ульрих раздраженно мотнул головой. — Поехали, Шварц.
— Не зови меня по фамилии, парни так не делают, — осмелел Берти. Правда, взбешенный взгляд Ульриха чуть поумерил его пыл. — И куда поехали?
— Ты тупой? — фыркнул Ульрих. — Тебя до дома подвозить.
— Ты… предлагаешь мне сесть на мотоцикл? — округлил глаза Берти. В его планы не входила поездка на адской колеснице — по-другому байк Кёнига, на котором тот разгонялся до немыслимых скоростей, Шварц бы не назвал.
— А ты предлагаешь тащиться пешком? — Ульрих начинал выходить из себя по-настоящему, и Берти уже тридцать раз пожалел, что добровольно подписался на это. — Давай, Шварц, не ломайся. Это всего лишь байк. Доедем в два счета. Куда тебе? Грюнд Штрассе?
Берти удивился, как точно Ульрих знал адрес, но не стал спрашивать, откуда.
— Да.
— Тогда поехали. Пешком, а уж тем более на автобусе, я туда не попрусь, — Ульрих кивнул Берти, чтобы шел за ним, и направился в сторону припаркованного байка.
Шварц скомкано попрощался с хихикнувшей Ханной и бросился следом.
Стоило им только вдвоем показаться у крыльца, как на них мигом обратилось большинство взглядов. Ульрих вжал голову в плечи и прошел, расталкивая всех локтями, мимо, а Берти посеменил следом, тихо извиняясь за его грубость.
Ульрих убрал подножку, оседлал байк и нехотя протянул шлем замершему в нерешительности Берти.
— Надевай, — процедил Ульрих, покосившись на девушек с младших курсов, и те быстро отвели взгляды, смутившись. — Не хочу, чтобы твои мозги разметало по моему байку.
— А такое может случиться? — слабо спросил Берти.
Его подташнивало от одного предчувствия скорости.
— Нет, — отрезал Ульрих. — Я хорошо вожу. Но не ручаюсь за всех остальных водителей на дороге… — он перехватил полный паники взгляд Берти и фыркнул: — Перестань. Это шутка. Просто надень, так положено, когда на байке двое, а шлем один.
— Очень смешно, — выдавил Берти, схватив шлем. Он не знал, правду ли говорил Ульрих про правила, но проверять не горел желанием.
Берти втиснул голову в шлем, скорбно подумав о том, во что превратятся волосы, поправил ремень сумки и забрался на байк позади Ульриха, отодвинувшись от него как можно дальше.
Посмотрел украдкой на студентов у крыльца.
Такого внимания Берти не ожидал. По правде говоря, он вообще мало чего ожидал и еще меньше думал головой, ввязывая себя и Ульриха в театральную постановку.
— Пододвинься, — потребовал Кёниг недовольно, заведя мотор. Берти вздрогнул от утробного рева, поднявшегося из глубин байка.
— Это еще зачем? — выдавил Берти.
— Боже, какой ты тормознутый, — Ульриха, похоже, всеобщее внимание напрягало, как и нечаянно пойманный взгляд вышедшего из корпуса Магнуса. — Тут не за что держаться, только за меня. И кто-то хотел играться в парочку, разве нет? Сейчас все думают, что я тебя взял в рабство.
Берти послушно придвинулся и осторожно взялся за полы его кожанки. От волос Ульриха, пощекотавших Шварцу нос, пахло дымом и мятным шампунем.
— Обхвати меня покрепче за талию.
На этот раз не пришлось спрашивать, зачем — Ульрих устал ждать и тронулся с места, и Берти вцепился в него, как в спасательный круг.
Мелькнули мимо фасад корпуса и внутренний двор, пронеслись, будто подгоняемые порывом встречного ветра, зеленые насаждения университета, и Ульрих вывел байк на автостраду.
Чем сильнее они разгонялись, тем меньше Берти хотелось смотреть на дорогу.
Он крепко зажмурился, благословляя шлем за то, что приглушал сторонние звуки.
Берти казалось, что поездка длилась целую вечность.
Он только и успевал, что цепляться сильнее за Кёнига на поворотах и вскрикивать, когда байк трогался с места на зеленом сигнале светофоров.
— Какой дом? — донесся до Берти вопрос на очередной остановке.
Судя по тому, что Ульрих это почти проорал, спрашивал он уже не в первый раз.
— Седьмой… за углом.
Берти соскочил с байка сразу же, как Ульрих подъехал к знакомой калитке. Снял шлем и только тогда облегченно выдохнул.
Волосы наэлектризовались и встопорщились, явно превратившись в рыжую мочалку.
— Привыкай, — сухо бросил Ульрих, глянув на него с насмешкой. — Провожать тебя буду только так… — он обернулся на ряд аккуратных одинаковых домиков перед крохотными двориками с тщательно остриженными газонами. Ансамбль гнетущей неразличимости нарушал только фарфоровый садовый гном, затесавшийся у крыльца соседки, фрау Миллер. Ульрих брезгливо поморщился: — Ты… живешь здесь?
— Ну, не всем же почивать во дворцах с золотыми унитазами, — огрызнулся, чуть отдышавшись, Берти.
— Угу.
Выражение лица Ульриха стало непроницаемым.
— Завтра утром тебя тоже встречать и везти в универ? — уточнил он ворчливо.
Берти было запротестовал, но вспомнил про час скучнейшей в мире дороги на автобусе, сравнил с байком и скрепя сердце решил, что привыкать к байку все равно рано или поздно придется.
«Ты тупой, Ремберт, тупой», — подсказало сознание голосом Ульриха.
— Да.
— Подъеду ровно в десять, — Кёниг выхватил из рук Берти шлем и надел, сев обратно на мотоцикл. — Опоздаешь, уеду без тебя.
— Очень мило, — пробормотал Берти.
— Милым буду на публике, а наедине ты кучерявая картофелина, Шварц, — осклабился Ульрих, завел мотор и уехал, только пыль взметнулась из-под колес.
«Ну да. Но и над этим надо будет еще поработать», — подумал Берти уныло, потрогав нос. И ничего не картофелина, обычный чуть вздернутый нос.
С каждой минутой затея встречаться с Ульрихом, пусть даже не по-настоящему, казалась все глупее и глупее.
*
Берти вышел из дома без пяти десять, но Ульрих уже стоял на дороге возле байка и тряпкой благоговейно водил по его тюнингованному боку. Щурился от косых солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву старого дуба, и очень часто и с чувством чихал.
— Забавная аллергия, — поддел Берти, выйдя и притворив за собой калитку. Хорошо еще, мать часто уезжала на работу раньше, чем он просыпался — избежать вопросов о странном парне в черном, натирающем до блеска байк у их дома, было бы проблематично.
— О, заткнись, — гнусаво пробормотал Ульрих, шмыгнув носом.
«Вампир», — пришло в голову Берти, и он не удержался от смешка.
Аллергия на солнечный свет, черные шмотки. Тяга пить кровь в фигуральном смысле. Все сходилось.
— У меня три вопроса, — сказал Ульрих, сунув тряпку в задний карман джинсов. Почему-то его до сих пор никто не приструнил за то, что он не носил формы. Но именно сейчас, рядом со стильным, неброско сексуальным в дизайнерском тряпье Ульрихом, Берти почувствовал себя жалкой кучерявой картофелиной. Университетская форма серо-бордовых тонов ужасно смотрелась с его рыжими волосами. — Откуда у тебя мой номер и зачем ты заставил меня взять с собой плед?
Ульрих кивнул на сиденье.
Видимо, в отсеке под ним плед и лежал.
— У Ханны есть номера всех наших сокурсников. Она же… — Берти запнулся, и Ульрих подсказал:
— Дочурка декана. Ясно.
— Ага, — кивнул Берти и перешел к главному. Вчера он весь вечер ломал голову над сценарием учебного дня в новом статусе и пришел к выводу, что главное время, когда можно показать на публике «отношения» — это ланч. — Плед нам нужен во время обеда. У Ханны я взять не мог — ей же надо на чем-то сидеть.
Лицо Ульриха в этот момент приняло бесценное выражение удрученности и злости.
— Обедать… — выдавил он. — На сраной лужайке… вместе с тобой?