«Надо было просто жить…»
Надо было просто жить,
невзирая на потери.
Если не впускают в двери,
то не стоит и тужить.
Надо было просто знать,
что за летом будет стужа.
Если сам ты стал не нужен,
ни к чему на помощь звать.
Надо было не спешить,
все же жизнь не бесконечна.
Полдень не бывает вечным.
Поздно куклам платья шить.
И, запутавшись во лжи
той, что жизнью называлась,
ощутив душой усталость,
трудно верить в миражи.
Глупый друг ночной свечи,
для чего ты рвешься в пламя,
коль осталась только память —
прочерк звездочки в ночи?
«А когда на Сенатской затихнут выстрелы…»
Л. Шевченко
А когда на Сенатской затихнут выстрелы,
Когда выпьют правители белый бром,
Вдруг кровавыми бомбами прорастут декабристы,
Уткнувшись в стекло зеленым лбом.
И все останется. И все отстанут.
И только будет жужжать тоска
Над глубокими терновыми ранами
На бледной коже чуть повыше виска.
И все придет и навеки останется —
Карьер, тележки с тяжелой рудой…
Революция — это вечное таинство,
Что дышит свободой и смертной бедой.
Забудут века, кто и кого калечил,
Останется в истории лишь раненый генерал.
А кто-то почувствует слабость, обнимающую плечи,
И с горьким ядом поднимет последний бокал.
Он будет предсмертно смотреть в камин,
Искры погаснут, не возгорится пламя.
Но всем наплевать, что случилось с ним.
Всем интересно, что будет с нами.
Возвращение блудного сына
Возвратившись из дальних мест,
Скитаниями умудрён,
увидел он холм и чугунный крест,
и тьму с четырех сторон.
Тихо присел. Закурил без слез.
Сглотнул тяжелый комок.
В скитаньях он тяжести мира нес
и раньше придти не мог.
Долго внимательно слушал тьму,
разглядывал звездный шелк.
И некому было поставить в вину,
что он слишком поздно пришел.
Вины взвалив непомерный вес,
в долину спустился он,
спиною чувствуя черный крест
и тьму с четырех сторон.
Долины не видя, пошел он прочь;
с холма же ушедшему вслед
печально вздыхала и плакала ночь
о тех, кого больше нет.
«Герои рушили Трою…»
Герои рушили Трою,
И в грохоте злых обвалов
Казалась война игрою,
В игре той Трои не стало.
Герои по морю плыли,
Искали они приключений,
Средь облачной белой пыли
Качались судьбы качели.
А Боги меняли одежды,
Смотрели с небес с улыбкой,
Как тают людские надежды
И гаснут на волнах зыбких.
Кончались земные дороги
У хмурых развалин Трои,
Где в небе играли Боги,
А на земле — Герои.
Мой мыс Горн
Бог проклял Океан, и брызги от паденья
и вознесенья вверх к небесным парусам
окатывали бриг с ленивым исступленьем,
и на снастях его веселый Эльм плясал.
Бог проклял небеса.
В свинцово-серой каше истлевших облаков
рождался пьяный шторм.
И холод заставлял нас заходиться в кашле,
и выступал из тьмы мыс легендарный Горн.
А капитан хрипел своей луженой глоткой:
«Сто тысячу чертей! Поставить паруса!»
И серою несло, и пахло винной пробкой,
и брызги на усах мерцали, как роса.
Когда придет пора отправиться в дорогу
к небесным островам, где ждет нас рай иль ад,
я свежесть парусов себе спрошу у Бога
и, как мой капитан, не оглянусь назад.
Человек
На исходе седьмого дня
Сотворил меня мой Бог,
И лежал неподвижно я
На земле у его ног.