— Заметили «мерседесы» у подъезда? — тихо, но настойчиво пытал он, и уже не удивление, а укор сквозил в его голосе.
— И что? — произнесла она простодушно.
— За эти лимузины не деревянными рублями заплачено, а трудом простых людей. В том числе и вашим. Не обидно? В вас не протестует классовое чувство?
— Не думала об этом, — обронила она уклончиво.
— А на работе не клянут бизнесменов всех мастей? За то, что ограбили народ и жируют?
— Там у нас всех подряд ругают.
Ее ответ, похоже, не устроил Александра. Он разочарованно помолчал, смял в пепельнице сигарету и снова спросил:
— Вам бы хотелось, чтобы все обратно вернулось? Советская власть и прочее? Только откровенно.
Она поразмышляла самую малость.
— Наверное, нет. Раньше тоже не рай был.
Александр оживился, в глазах появился азартный блеск.
— А родители ваши? Они ведь в деревне живут?
— В Повалихе, где же еще. Мама — доярка, отец — тракторист.
— Они скучают по Советской власти?
— Скучают, — смущенно улыбнулась Ольга.
— Почему? — нетерпеливо вопрошал Александр. Обнаруживалось, что к политике он питает слабость.
— Зарплату совхоз не дает. Да и раньше их дровами обеспечивали и комбикормом. Теперь спекулянты все захватили и дерут три шкуры. Вообще, в деревне многие недовольны, — проговорила Ольга и подосадовала на себя. Не хотела, а размитинговалась.
Александр мягко улыбнулся.
— Родители не довольны, а дочка довольна.
— Я не говорю, что довольна, — нахмурилась она. — Мы и раньше не шибко богато жили. И соседи — тоже. То-то молодые бежали в город. Не хотели чертомелить от темна до темна.
— Согла-а-сен, — потеплевшим голосом пропел Александр. — И раньше — не рай был. Это вы точно подметили. Однако и не такой ад, как сейчас. Давайте выпьем за светлое будущее.
— Коммунизма или капитализма? — спростодушничала Ольга.
— А вы насмешница.
— Я просто спросила, — произнесла она ровным голосом, уже подустав от скользкого разговора и начиная злиться на кавалера, навязывающего даме политическую беседу. И где? В ресторане, за праздничным столом. Но своего раздражения не выказала.
— Просто? Пусть будет просто, — согласился он и внимательно, с прищуром смотрел ей в глаза. — Давайте, Ольга, выпьем за светлое будущее нашей России.
Ольга кивнула, торопливо подняла бокал и вдруг спохватилась:
— Может, нам встать? Тост-то государственный. Сидя — нельзя.
Он продолжал смотреть ей в глаза, и уже что-то новое появилось в его взгляде, похожее на уважение.
— Да ладно, выпьем сидя, — пророкотал примирительно. — Никто не услышит, а потому — не осудит.
Выпили, закусили деликатесной рыбкой.
Официант принес горячее, точно угадав момент.
— А вы — не простушка, — задумчиво изрек Александр.
— О чем вы? — безмятежно поинтересовалась Ольга, чувствуя, что выкарабкивается из состояния приниженности.
— Да все о том же. Значит, вы не завидуете им?
— Кому — им?
— Сильным мира.
— Я вообще никому не завидую. Что имею, тем и живу.
— Мудро сказано, — похвалил он. — Завидовать никому не надо. Зависть разъедает душу, как ржавчина. Кстати, жизнь у новых русских не такая безоблачная, как может показаться со стороны.
— Откуда вы знаете?
— Знаю… Есть у меня один знакомый. К слову, его мать работала на вашем комбинате… — Поднял рюмку. — Давайте под бифштекс. — И когда выпили и принялись за горячее, продолжил: — Так вот, есть у меня знакомый. Однокашник, вместе в политехе учились. После института он пришел на завод инженером. Толковый был парень, активный. Избрали освобожденным комсомольским секретарем. Потом — секретарем парткома завода. Позже послали секретарем райкома партии в бийскую зону. Представляете, рост? А когда пошла заваруха с перестройкой и демократией, ушел в бизнес. Стал ворочать миллионами. Сейчас — миллиардами… Вы, Ольга, спокойно спите по ночам?
— Не всегда. Когда сильно расстроюсь, долго ворочаюсь.
— Что вас может расстроить?
— Да мало ли что… В декабре брак у меня пошел. Премии лишили. Из зарплаты высчитали. Считаете, пустяки?