— Значит, весит он… — Алексей задумался, прикидывая, насколько может потянуть дробовой мешочек, наполненный золотым песком.
— Килограммов восемь, если не больше, — сказала Алена.
— Будем считать, что десять, — махнул он рукой. — Для ровного счета. Короче, нахожу это добро, выношу к Пыже, а потом куда его девать? Спрятать где-нибудь в районе Базовой избушки?
— Нет, принесешь сюда.
— А потом снова двадцать килограммов тащить вниз? Какой резон?
— Только сюда. Я должна убедиться, — твердо сказала Алена.
— Понятно, — согласился он с покорным вздохом. — Сюда так сюда. Как скажешь. Ну, допустим, принес. А дальше? Прячем мешочки здесь? Или потом их вместе уносим вниз?
— Их ты после вынесешь. Когда все успокоится.
— Годится, — согласно кивнул он. — С мешочками все ясно. А как быть с тобой? Что нам делать дальше? Через пару дней, как подживет твоя нога, добираемся до поселка? Или упремся и будем ждать спасателей, пока не придут?
— Если не дождемся, сами выйдем в поселок.
— Ладно, спускаемся. Тебя отвожу в больницу, а сам, со спасателями, мету обратно. Меня ведь наверняка сразу отправят в Коозу проводником. И вот привожу спасателей на место. Они только глянут и махом поймут, что я тут уже побывал. Следы-то останутся, их не спрячешь. Вот если бы до снегопадов…
— Может, снова снег пойдет, — с надеждой проговорила Алена.
— Снег… — криво усмехнулся он. — Если будет валить три дня без перерыва и хлопьями, то прикроет. Но лыжня себя все равно выдаст. При солнце — синеватой тенью. Она живучая.
— Скажешь им: проверял капканы. Ведь они же есть у тебя там.
Иронично улыбнулся.
— И решил побродить среди обломков? Посмотреть что и как? И что никакого золота в глаза не видел?
— Да, — не слишком уверенно отозвалась Алена.
— Боюсь, туда придут не фраера. Если там золото.
— Спросят про золото, ты — понятия не имеешь. Я тебе о нем ничего не говорила. Ты никакого золота не видел. Сумка, мол, женская валялась, ее и принес. Вот и все. На том и стой.
— Милая Аленушка… Говорю же, там не фраера будут, а крутые мужики. Меня начнут таскать, да и тебя в покое не оставят. Ни здесь, ни в городе. Прижмут хорошенько и расколешься. И тогда… — Примолк, многозначительно глядя на Алену, как бы подталкивая ее закончить мысль.
— Риск, конечно, есть, — согласилась она неохотно, прогорклым голосом, — но ведь сам знаешь: кто не рискует…
— Тот не ездит на Канары, — с готовностью подхватил он, на свой лад переиначивая окончание модной нынче пословицы. — Впереди светят либо Канары с канарейками, либо просто нары. Только уже не избушечные. Тюремные.
— А ты привык к избушечным?
— На другие меня не манит.
— Значит, Канарами тебя не соблазнить?
— Нет. Как в песенке: там хорошо, но мне туда не надо. Да я и не знаю, что это такое. Для меня Канары — абстракция. Понимаешь?
— Понимаю. Поставим вопрос конкретнее. Выбирай: либо живая девушка, либо и дальше любуйся картинкой на потолке.
У Алексея перехватило дыханье от услышанного, но он постарался не выдать своего волнения. Помолчал и, выдержав томительную минуту, проговорил едва слушающимися губами:
— Только если живая девушка — ты.
— Я, — отозвалась она, как эхо.
— Это уже теплее, — заговорил он возбужденно. — Это совсем другое дело. — Говоря эти слова Алексей понимал, что идет игра, и игра опасная, но поделать с собою уже ничего не мог. Не раздумывая, кинулся в полую реку чувств, и его понесло невесть куда. — Этот-то выбор я давно сделал. И коли живая девушка — это ты, тогда о чем речь?
Алена, затаившись, ожидала продолжения. Ждала не пустых слов, а дельных. В этой игре на кон ставилось очень много, и он это понимал отчетливо, даже хмелея от сладкой надежды.
— Короче, так… — заговорил он упругим, подрагивающим голосом, опаленный жаром от еще не высказанных слов, чувствуя, как запылали щеки. — Если принесу то, о чем говорили, то… получу тебя? Скажи.
— Разве ты не понял? — тихо отозвалась она.
— Понял. Но все равно еще раз скажи. Мне сладко это слышать.
— Да, — прошептала она, помолчав.
— Не слышу. Громче.
— Да, да, да, — уже злясь, подтвердила она.
— Решено, — подытожил он отчаянно-легким голосом. — Иду завтра, с раннего утра. А пока пойду покурю на воле перед сном. Сегодня всю ночь буду мечтать о тебе. А ты спи. Свет потушить? — Не дожидаясь ответа, дунул поверх стекла лампы, погружая избушку во тьму. Да и свою душу — тоже.
Уходил рано, еще не развиднелось. В морозном небе не истаял молодой, рогатый месяц, и звезды не померкли, задумчиво мерцали над черными кронами кедров. Алена провожала Алексея, зябко кутаясь в шубу. Под навесом метался, скулил и визгливо взлаивал привязанный Дымок, чувствуя, что в тайгу хозяин отправляется без него.