«Не знаю, как насчет Клеопатры, а Аленкину ночь я бы купил ценой своей жизни, — подумалось ему отрешенно. — Почему? Сам не знаю, но купил бы. Потому что это желание сильнее меня. А может еще и оттого, что слишком уж меня потрясли „Египетские ночи“, и я, сам того не осознавая, чувствовал себя на месте одного из принявших любовный вызов, был внутренне готов к этому. И вот теперь представился жизненный случай, по своей сути напоминающий тот, что описал великий поэт. Она мне предложила себя, и я пошел. Правда, речь шла не о жизни, а о мешочке с золотым песком, но кто знает, как это повернется дальше? Ладно, не будем терзаться думами, будем делать дело».
Старательно притушив окурок, сунул его в карман куртки, — на всякий случай, чтобы не оставлять после себя вещественных следов, и снова принялся оглядывать местность метр за метром, исследуя подножье отвесного склона и ближние ледопады. Контейнер нашелся почти рядом, у подножья скалы. Ящик был проломлен в нескольких местах, крышка сорвана и висела на одном шарнире. В самом контейнере ничего не оказалось, но в паре метров от него, в снежной лунке, под тонкой коркой что-то загадочно темнело. Ткнул туда кайком, и сердце екнуло. Понял: там именно то, что он ищет.
Все оказалось до смешного просто. Солнечные лучи проникли сквозь слой снега до поверхности мешочка, лежащего на толстом льду, и расплавили его. Точно так же вытаивают под зимним солнцем и кедровые шишки, которые он частенько подбирает, идя по путику.
Алексей продвинулся вперед. Опершись на каек, нагнулся и извлек из лунки мешочек, наподобие тех, в которых продают дробь. Он и по весу напоминал дробовой. «Килограммов десять, если не больше», — определил Алексей, держа его в обеих руках. Мешочек был зашит толстой нитью, с которой свисала небольшая пластмассовая пломбочка с выдавленными на ней мелкими буковками и цифрами. Они ничего не говорили непосвященному, но он и так знал: в мешочке — металл, ради которого на Земле совершены самые тяжкие преступления. «И сейчас одним преступником стало больше», — подсказал ему разум.
Стянул с правого плеча лямку рюкзака (на левом носил ружье), развязал стягивающий шнур и сунул мешочек в нутро сразу потяжелевшего рюкзака. Он вдруг почувствовал озноб азарта. Глаза его сами собой забегали по снежным наметам, и в сторонке приметил еще несколько характерных лунок. Его так и потянуло к ним, но у него нашлись силы охладить азарт.
— Хватит, — жестко сказал сам себе, — его и в одном мешочке — заглаза. — Это ему подсказывал не разум. Предупреждала осторожность, что два мешочка — явный перебор. — Все. Отходи, — приказал сам себе.
Вытащил из кармана рюкзака самодельные лопаточку и совок, с помощью которых выставлял соболиные капканы под след и принялся заметать собственные следы. В первую очередь тщательно заровнял лунку совком, подсыпав в нее снега и пригладив поверхность. Потом лопаточкой, вскользь, сыпанул снежку, чтобы он тонким слоем рассеялся и придал месту естественный вид нетронутости. Оглядел дело своих рук — получилось ладно. Усмехнулся криво, одной щекой. Вот уж не думал, что под склон лет придется по-воровски заметать свои следы. Но назад ему теперь пути нету.
Пятясь назад, Алексей подсыпал снег в углубления своей лыжни, заглаживал полукруглым совком и энергичным взмахом лопатки припорашивал сверху. Оставалось еще былинки воткнуть на месте своего отхода, как он это делал для соболей. Но мужики, которые придут сюда, — не дурней его, они наверняка знают охотничьи уловки, и воткнутые былинки выдадут его с головой. Так что это — тоже перебор, от которого надо отказаться.
От контейнера до трупа усатого летчика было метров одиннадцать, и весь этот путь Алексей замел с величайшей тщательностью, не допуская никакой небрежности. Придирчиво посмотрел со стороны — человеческая нога не ступала. Ну а если еще волки набродят да вороны подсуетятся, то и вовсе скроют мельчайшие огрехи, коли они есть. Придут спасатели и сразу определят: охотник подходил к трупу усатого летчика, а к золоту, которое они найдут чуть позже, он — ни ногой. Возле трупа Алексей выставил капкан-«единичку» прямо на виду. Волка столь мелкий капкан не возьмет, да они, зачуяв его, и не подойдут близко. И это все, что он мог сделать для погибшего. И можно уходить в низы.