Когда Алексей вошел в избушку проверить печку и варево, Алена уже не спала и лежала затаенно, не поднимая на него затененных ресницами глаз. Он разделся, подсушил у печки повлажневший от пота свитер и присел к ней на нары. Еще только готовясь подойти, думал: какие первые слова сказать Алене. После ночи любви, сблизившей их, и слова должны быть особые, не такие, как вчера. Может, сказать: „Доброе утро, любимая“? Но его что-то остановило. Не был уверен, что слово „любимая“ ей будет приятно от него услышать. Как ни опьянен был обладанием Алены, а все же краешком души помнил, на каком условии она ему досталась. И потому произнес более нейтральное, хотя и ласковым голосом:
— Доброе утро, таежное солнышко. Как ты себя чувствуешь?
Приподняла темные ресницы.
— Как рыбка на сковородке, — отозвалась невесело.
— Что так? — спросил он озадаченно.
— А сам не понимаешь?
— Нет, — выдохнул почти без голоса, смущенный и растерянный. Уж чего-чего, а недовольства от нее никак не ожидал. Ему казалось, что как мужчина, он был на высоте, даже втайне гордился собою и вот — на тебе!
— Ох, здешний охотничек, изжулькал ты меня всю. Едва живая. Прямо с ума сошел. Набросился, будто век женщины не знал.
— Такой, как ты — не знал, — кивнул виновато. — Веришь, я будто заново народился. Силы меня распирают, аж жуть берет. Лет тридцать сбросил.
— А меня всю выжал, как лимон. Дорвался… Думала до утра не доживу.
— Прости, Аленушка, если я был слишком горяч, — понурился он покорно.
— Чуть не сжег меня дотла. Ну, посмотри: губы распухли, как вареники стали. Глаза и те зацеловал, покраснели и зудятся. Лицо и грудь — в засосах. Все тело пестрое. Как я в таком виде покажусь в поселковую больницу? Ты хоть подумал об этом?
— А если сказать: синяки от той катастрофы? — Ну уж синяки-то от засосов они отличат. Не дурнее нас с тобой.
— Придется тебе тут пожить еще пару дней. Пока все пройдет.
— За два дня тут от меня вообще ничего не останется. Ты ведь вон какой здоровенный и ненасытный. Это просто ужас!
— Останется, — успокоил он, глядя в ее истомленное лицо. — Ты полна жизни и радости. Я пью твою радость и не могу напиться. И кажется, никогда не напьюсь досыта. Только еще больше хочу тебя.
Изумленно округлив глаза, усмехнулась.
— Ну ты и плейбой! Да такой крутой, пробу ставить негде.
— Какой там плейбой. Просто изголодавшийся мужик, — сказал он грубовато, мысленно винясь перед нею за эти кощунственные слова.
— Да не-ет, — протянула она упрямо, — ты либо недооцениваешь себя, либо просто кокетничаешь. Если уж откровенно, любовник ты классный. У меня, конечно, были мужчины, но ничего подобного не встречала.
— И много у тебя было мужчин?
— А что?
— Хочу тебя получше узнать, — улыбнулся он мягко. — Говорят, мужчина интересен будущим, а женщина — своим прошлым.
— В таком случае, мы оба неинтересны. У тебя нет будущего, а у меня весьма скромное прошлое: всего двое мужчин. Кроме тебя.
— Я тоже, конечно, не ангел. Были женщины, были… Но такую, как ты, не встречал. И даже не знал, что они бывают. Знаешь, у меня чувство, будто все эти годы я спал, и ты меня разбудила. А что, если мы созданы только друг для друга? Брось свой город. Оставайся со мной в тайге.
— И что мы тут будем делать?
— Как что, жить. Детей наплодим. — Он мечтательно улыбался.
— Да уж представляю, какая будет орава, — хмыкнула она. — Боюсь, как бы мы уже не сделали зачин. После такой ночи — и не понести, как минимум, двойняшек, это надо надеяться на чудо.