— Все? — спросила она, когда Алексей встал рядом, взяв Дымка на поводок.
— Как видишь. Снимай лыжи. Больше они тебе не нужны. Делай, как я. Поднимаем пятку повыше и высвобождаем носок. Ну? Молодец, получается. Теперь разворачиваем ногу и стряхиваем лыжу. Стряхнули. Теперь другую ногу.
— Мне их жалко снимать, — виновато улыбнулась Алена. — Привыкла. Особенно интересно на них в гору лезть. Назад не скользят, и поэтому уверенно себя чувствуешь, надежно.
— А с горки?
— А с горки вообще — блеск. Такое чувство, будто летишь. Завидую тебе.
Он улыбнулся ей с тихой печалью, взял обе пары лыж, ружье и все это спрятал за придорожным сугробом, под кедровой колодиной.
— Может, мне сапоги надеть? — неуверенно спросила Алена, оглядывая громоздкие обутки на своих ногах, выглядевшие комично на фоне ее модной шубы и шапочки.
— Что, застеснялась? Цивилизацию зачуяла?
— Немножко, — мило смутилась Алена.
— Потерпи. Нам еще машину ждать, да потом ехать около двух часов. Ноги заморозишь. В больнице переобуешься.
Алексей напряженно вглядывался в даль дороги, теряющейся за поворотом, вслушивался в тишину, но машин что-то не было, хотя шел уже четвертый час, и небо предзакатно вызолотилось.
Он рассчитывал на лесовоз. Там, в кабине, только шофер, а не горластая бригада вальщиков, среди которой они будут сидеть с Аленой, как на клубной сцене перед зрителями. И не просто сидеть, а отвечать на вопросы дотошных мужиков, слыша многозначительные покашливания и смешки. Не хотел он этого, но из-за поворота, как назло, высветилось оранжевое пятно вахтового автобуса.
Руку Алексей не поднял, не было такой нужды. Вахтовка сама остановилась. Алексей открыл дверцу, поднял и вбросил внутрь Дымка, следом за ним — рюкзак. Потом сам вскарабкался на высокую ступеньку и уже оттуда, сверху, втащил за руку Алену.
Своих собак промысловики постоянно возят в вахтовке, так что на Дымка никто из мужиков особого внимания не обратил, и тот привычно лег в проходе. И если бы Алексей следом за собой втянул живого медвежонка, то это, конечно, вызвало бы веселое оживление в салоне и даже некоторую панику. Но слишком бы этому не удивились: человек идет из тайги, может ему кто-то заказал зверя, да мало ли какая блажь втемяшится в одичавшую головушку штатного охотника. Но когда среди мужиков в лохматых шапках и телогрейках появилась, будто сойдя с глянцевой обложки модного журнала порозовевшая от смущения Алена и ставшая от этого еще красивее, мужики оказались не просто в шоке. Они превратились в безмолвные изваяния с остекленевшими глазами. Когда Алексей распахивал дверь вахтовки, оттуда несся веселый гвалт. Обычно мужики всю дорогу рассказывают анекдоты, со всех сторон несутся немудреные шутки и соленые словечки. Над головами — клубы дыма от курева, на который не только топор, бензопилу „Урал“ можно повесить. А теперь, едва вошла Алена, сразу стало очень тихо. И уже никто не курил, и весь дым куда-то подевался. Молоденький чокеровщик-сучкоруб вдруг заполошно сорвался со своего бокового места, и товарища потащил за рукав в конец салона — уступил сиденье. И никто из мужиков никакой шуткой на этот порыв не отозвался.
Алексей усадил Алену и сел с нею рядом, кивком поблагодарив парней, глупо таращившихся на его спутницу с раскрытыми ртами и даже не заметивших его благодарного движения. Да что там молодые парни, пожилые вальщики и трактористы, помимо воли смущаясь, тоже взглядывали на Алену и опускали глаза на грубые обутки, которые так не гармонировали с ее одеждой. К застекленному окошечку водительской кабины изнутри прилипло широкоскулое лицо бригадира. Он с любопытством глазел и шевелил толстыми губами. Видно, делился своими наблюдениями с шофером.
Но такова уж природа человека, он ко всему привыкает. Свыклись мужики и с присутствием незнакомой красивой девушки. Пришли в себя, успокоились и негромко заговорили о своих делах. Только изумленно молчавший все это время дед Глухов, подтапливающий на лесосеке бытовку, где бригада грелась и обедала, не вытерпел и протянул восхищенно:
— Ну, Леха… Ну, ерапла-а-ан…
Все засмеялись, но как-то по-доброму, и это сразу сбило все напряжение. Улыбнулся Алексей, улыбнулась и Алена. А ведь ей, как он понимал, было еще тяжелее в этой непростой ситуации. Всю остальную дорогу мужики вели себя очень благопристойно: не курили и не произносили худых слов, а он боялся. Видать, недооценил своих поселковых землячков, на которых женская красота столь облагораживающе подействовала, и Алексей их мысленно благодарил.