Невесело расставался с Одессой Михаил Ефимов. Надолго оставлял здесь мать, у которой глаза не просыхали от слез, и любимую девушку.
С Женей Черненко они встречались уже год. Небольшого роста, тоненькая как тростинка, с чуть раскосыми карими глазами на миловидном смуглом лице, быстрая в движениях, она выделялась среди подруг. Те кокетничали, стараясь понравиться, а Женя держалась с парнями просто, по-товарищески. У Жени недавно умер отец - начальник той дачной станции Гниляково, на которой когда-то работал Владимир. Девушке с мамой теперь жилось нелегко…
Михаил стал искать встреч с Женей, привязался к ней не на шутку. Она была для него искренним, добрым другом, понимающим все с полуслова. Считая ее своей невестой, не желая с нею расставаться, Михаил предложил Жене ехать с ним в Забайкалье. К его немалому огорчению, она не решилась…
Отбушевала военная гроза на Дальнем Востоке. Война закончилась для царской России бесславно. «Не русский народ, а самодержавие пришло к позорному поражению», - писал вождь большевиков В. И. Ленин [16]. Зревшие в недрах народных масс недовольство и возмущение разлились по стране волной стачек и митингов. Железнодорожники оказались на переднем крае борьбы. Их выступления под девизом «В единении и борьбе - сила и право!» нанесли мощный удар самодержавию, парализовав транспортные артерии огромной страны. В этом строю рядом со своими товарищами находились и братья Ефимовы.
«…Положение дел на Забайкальской дороге приняло угрожающий характер, - доносил ее начальник своему шефу в Петербург. - Забастовка правительственного телеграфа и почты отрезала дорогу от связи с Петербургом и Маньчжурией… В Иркутске и по всей дороге организованы стачечные комитеты, действия которых открыто направлены на ниспровержение существующего строя… Комитеты имеют связь по железнодорожному телеграфу со всей Россией. В Харбине и на Сибирской дороге положение еще хуже… Я распорядился закрыть временно телеграф и откомандировать телеграфистов на дороги основного служения, так как большая часть зачинщиков беспорядков оказалась среди этих командированных…» 17.
После полуторагодичного пребывания в Маньчжурии, в прифронтовой полосе Владимир возвратился домой. Приехал ночью, в пургу, весь запорошенный снегом. Надя едва узнала его в огромной папахе с башлыком. С сияющим от счастья лицом все теребила мужа:
- Ты насовсем вернулся?! Насовсем?!
Прибыл Владимир в Киев за новым назначением, встретился с друзьями, узнал от них о событиях, происшедших здесь в бурном девятьсот пятом… В феврале бастовали управленцы: не работали несколько дней кряду, митинговали, вырабатывали требования. Руководил стачкой служивший в управлении председатель Юго-Западного комитета Всероссийского железнодорожного союза большевик Александр Шлихтер. Забастовка закончилась победой: правление дороги на своем заседании рассмотрело петицию служащих и удовлетворило почти все их требования. Правда, вскоре после этого многие активисты, в том числе Шлихтер, были уволены с работы.
В октябре снова забастовали служащие Управления Юго-Западной, а за ними и Кие-во-Полтавской дороги, железнодорожные мастерские, Южно-Русский завод, а потом и все крупные предприятия города. На многотысячных митингах с пламенными речами выступал Шлихтер. На улицах проходили демонстрации с красными флагами, народ распевал революционные песни. Возле здания городской думы состоялся самый крупный митинг. С думского балкона Александр Шлихтер призывал пролетариат к вооруженному восстанию. Демонстранты вытащили из рамы портрет царя и растоптали.
Владимир Ефимов получил назначение в Фастовское отделение дороги помощником начальника станции Таганча. Отправляться туда требовалось срочно, и он, дав телеграмму жене о необходимости переезда на новое место, сел в поезд. В дороге солдат, возвращавшийся с востока домой, рассмешил анекдотом о том, как царь и японский микадо хотели заключить перемирие. Царь предложил микадо взять в качестве контрибуции генерала Орлова, князя Ухтомского, Сергея-свояка и Алексея-дурака, на что микадо ответил: у него, мол, таких и своих хватает. А вот дай ему два попа непьющих, два интендента неберущих, студента небитого и мужичка сытого. Но так как в России таковых не оказалось, то и перемирие не состоялось… Посмеялись, поговорили о наболевшем, помечтали о будущей жизни в России без «царя-батюшки». Но когда жена с отцом приехали в Таган-чу, Владимир встретил их сообщением: