И Михаил решил возвращаться на родину. Хватит с него заморских прелестей! На соревнованиях в Будапеште сам чуть не погиб в аварии, которую подстроили ему на испытательном поле агенты конкурирующей авиационной фирмы.
Ошеломленные победами Ефимова на международных авиационных состязаниях в Ницце, некоторые дельцы сначала вместе с широкой публикой восторженно приветствовали русского, а потом призадумались… Очень уж талантлив этот нищий иностранец, который в Ницце потеснил на второе место самого Юбера Латама [30], в Вероне стал рядом с «королем воздуха» Луи Поланом [31], завоевав второй после него приз за высоту полета.
На состязаниях в Руане он завоевал первый приз за подъем наибольшего груза на аэроплане, заставив сойти на второе место знаменитого Морана [32]. На больших реймсских состязаниях, в которых приняли участие шестьдесят авиаторов, Ефимову достался первый приз за полет с пассажиром на короткую дистанцию на биплане новой конструкции. Все это были этапы совершенствования его летного мастерства. Русский авиатор получил известность за рубежом не только благодаря своим авиационным рекордам, но и искусству выполнять крутые виражи, а также умению в короткий срок «создавать авиаторов».
Западные предприниматели тайно решили, что, пожалуй, пора притормозить триумфальное шествие русского. Корреспондент московского журнала «Аэро- и автомобильная жизнь» в своих заметках «Письма из Вероны» так ориентирует читателей: «…в субботу состоялся банкет, организованный устроителями состязаний для авиаторов и журналистов, на котором восхваляли «благородный» полет Полана в Сольферино, возложившего там цветы на могилы павших французов, умолчав, однако, о том, что за «благородный полет» Полану уплачено пять тысяч франков. А о Ефимове «забыли» упомянуть хотя бы одним словом. Зато не ораторы, а участники банкета устроили Ефимову шумную овацию…»
«Мне итальянцы говорили, что Россия должна гордиться этим пилотом, а я думаю, - рассуждал корреспондент, - не только гордиться, но и покрываться краской стыда за свое к нему отношение. Вот послушайте, что Ефимов говорил о себе: «Служил на железной дороге и увлекался спортом. Отнюдь не в ущерб службе. А господам-начальникам не понравилось такое «легкомыслие». Начались притеснения, хотели перевести в глушь, где бы спорт стал мне недоступен». Вот какое «поощрение» получил авиатор на родине. За границей же на Ефимова сразу обратили внимание, но и здесь пришлось бороться, ибо бедняку везде трудно… Пригласили Ефимова в Ниццу, а он неожиданно для всех взял первые призы и… стал знаменитостью. Однако путь к славе не бывает без терний: дело авиации в руках сильной компании, и ссориться с ней не стоит…» [33].
Ефимов вырвался из кабалы одесского банкира, зато запутался в сетях иностранных фирм, связавших его договорами. Между ними шла жестокая конкурентная борьба. И даже знаменитые авиаторы, попавшие и не попавшие под их влияние, были только пешками в этой игре без правил. Можно не сомневаться: западные фирмы не были заинтересованы в том, чтобы рекордсмен из России прославлял свою родину на мировой авиационной арене. Эксплуатировать же его педагогический талант в своих летных школах они были отнюдь не против.
Михаил Ефимов в конце концов оценил обстановку, в которую попал за границей. Желание уехать домой ускорила смерть Владимира, а поводом послужило приглашение из Петербурга принять участие во Всероссийском празднике воздухоплавания осенью 1910 года.
На родине Михаила Ефимова встретили как европейскую знаменитость. Им гордились, о нем писали во всех газетах и журналах. На авиационных состязаниях он завоевал первое место и половину всех ежедневных призов.
Авиатор дал согласие показать полеты москвичам, получив приглашение от Московского общества воздухоплавания, переданное ему лично профессором Николаем Егоровичем Жуковским. Затем предстояли гастроли в Самаре и городах Дальнего Востока. Он мечтал выполнить неосуществленный замысел покойного старшего брата и для этого отправил в Харбин свой «Фарман».
И вдруг получил неожиданное предложение от великого князя Александра Михайловича. Он пригласил Михаила Никифоровича занять место шеф-пилота в организуемой отделом воздушного флота комитета летной школе в Севастополе. Царедворец следил за успехами авиатора, видел его полеты на реймсских соревнованиях, познакомился с ним. Знал, что Ефимов научил летать за границей не только французских офицеров, но и соотечественников: старшего брата, своего механика Седова, а также офицеров Ульянина и Мациевича, которые заслужили аплодисменты публики на Всероссийском празднике воздухоплавания. Член царской фамилии, конечно, не испытывал особого расположения к «мужичью», выходцам из социальных низов, но Михаил Ефимов покорил его своим живым умом, врожденным чувством человеческого достоинства. Сановный «шеф авиации» понимал, что всемирный рекордсмен Ефимов - серьезное приобретение для авиашколы.